Леон Баттиста Альберти - Книги о семье

Однако самое явное и разительное отличие первого акта книги De amicitia от Cena familiaris заключается в количестве действующих лиц и, прежде всего, в числе собеседников, одновременно присутствующих на сцене и реально используемых. В «Семейном ужине» их число не превышает трех – это обычный предел для античного диалога [318] Cp. J. Andrieu, Le dialogue antique…, cit., p. 278 ss. et 347–348. . В рассматриваемом акте это количество удвоено и достигает шести человек – это небольшое, но заметное техническое достижение автора. Кроме Баттисты и Карло, по-прежнему пребывающих в молчании, здесь выведены все собеседники (разумеется, кроме Лоренцо), с которыми мы уже встречались раньше, то есть Адовардо, Лионардо и Джанноццо, и появляются еще трое новых: Буто, Пьеро и Риччардо.

Двоюродный брат Джанноццо, как и он, перешедший рубеж шестидесяти лет, Пьеро ди Бартоломео Альберти (1357–1429) [319] О Пьеро Альберти, кроме L. Passerini, Gli Alberti di Firenze…, cit., I, p. 202 ss., cm. R. Cessi, «Gli Alberti di Firenze in Padova…», cit., в частности, p. 241–243 – но здесь указана неточная дата смерти (1412). сыграет в этом седьмом акте De familia , главную роль: его опыт общения в качестве «друга» с самыми могущественными итальянскими государями того времени делает его неоценимым знатоком, чье мнение о дружбе не менее весомо, чем мнение Джанноццо о бережливости, управлении домом или «воспитании» молодых жен. Поэтому значительная часть этого акта занята тремя его рассказами о способах, средствах и уловках ( industria е sollecitudine, industria е diligenzia; arte е sollecitudine, astuzie [320] De familia , IV 77–78, 153, 157 et 260 соответственно. ) , к которым он прибегал, чтобы приобрести поочередно дружбу герцога Миланского Джан Галеаццо Висконти [321] Cf. ibid., 268–438. , короля Владислава Неаполитанского [322] Cf. ibid., 439–603. и антипапы Иоанна XXIII (иначе Бальдассаре Коссы) [323] Cf. ibid., 603–681. .

Выступления других собеседников, начиная от Лионардо и Риччардо и заканчивая Адовардо и Джанноццо, встраиваются в речь Пьеро, разбивая ее и придавая ей внутренний ритм путем выражения согласия или сомнения, и даже, иногда, искреннего протеста.

Поначалу, однако, когда речь Пьеро еще не вошла в русло, каждый из собеседников участвует в обсуждении и подчеркивает важность тех или иных факторов, способных вызвать или усилить дружбу, особенно, расположение государей.

Поднявшись и простившись с Лоренцо, Джанноццо, Пьеро и Буто уходят со сцены и покидают пространство диалогов De familia. Баттиста и Карло, в последний раз отправившись к отцу, где к ним вскоре присоединился Риччардо, снова пожелавший побеседовать с братом наедине, возвращаются обратно «в залу». Здесь разыгрывается восьмой и последний акт произведения. Участники те же, что и во втором акте книги I, роли распределены примерно так же. Только Адовардо и Лионардо здесь поменялись ролями, последний ограничивается, так сказать, вкладом в выстраивание рассуждения и в уточнение определений и аргументации первого; в общем, можно сказать, что каждый из персонажей находит здесь то же самое место, что и раньше [324] Заметим здесь однако, что в тексте ms. Florentinus Ilrv 38 (i.e. F 1 ), а также зависящего от него Othobonianus Lat. 1481 (i.e. О) предпоследняя реплика книги IV приписана Карло, который, по меньшей мере формально, выступает в качестве третьего собеседника последнего акта De familia. Le passage en question de F 1 et О est le suivant, correspondant aux 11. 2831–2833 de notre Odition: «Adovardo: Che dicie? Carlo: Dicie messer Antonio Alberti esser qui giunto […]», etc. Несомненно, редактируя текст De amicitia в рукописи АЛ 3 19 Муниципальной библиотеки Имолы (i.e. I), неполной вследствие утраты последнего листа и не содержащей интересующей нас собственноручной поправки (она содержится в двух известных нам экземплярах, Magliab. XXI90, i.e. F 2 , из Центральной Флорентийской Национальной библиотеки, и Urb. Lat. 229, i.e. U, Ватиканской библиотеки) и передавая от Карло Лионардо эту незначительную реплику, Альберти хотел «урегулировать» неудобную ситуацию, когда его брат Баттиста получал своего рода преимущество перед Лионардо, чему нет примера в творчестве нашего гуманиста. .

Итак, разговор о дружбе возобновляется снова, вполне естественным образом, из обсуждения положений речи Пьеро, из размышлений об их ценности и полезности [325] Cf. De familia, IV 737 ss. . Признавая важность и богатство опыта Пьеро, Адовардо высказывает неудовлетворенность его подходом к проблеме, который он считает, видимо, пристрастным, и особенно ее трактовкой у античных авторов и во и всей литературно-философской традиции прошлого [326] Cf. notamment ibid., 741–743. 111 Ibid., 735–736. . Он упрекает ее, в частности, в абстрактно-теоретическом характере анализа, почти полной бесполезности; в общем, предельном упрощении картины личных и социальных человеческих отношений.