Луи Арагон - Орельен. Том 2

Толстые стены отеля, построенного с расчетом на снег и мороз, даже в самый разгар лета не пропускали жары. Орельен как потерянный бродил по темным коридорам с выбеленными известкой стенами. Отель походил отчасти на монастырь, отчасти на караван-сарай. Здесь когда-то стояли бивуаком наполеоновские войска и один из императорских маршалов устроил себе в теперешнем отеле штаб-квартиру. Отель находился в самом центре местечка, внизу улочки, которая обоими концами уходила в гору. Народу здесь оказалось уйма. И все иностранцы. Лертилуа ни с кем не заговаривал. Его раздражало элементарное отсутствие такта, бросавшееся в глаза на каждом шагу. Стоило поглядеть, как туристы небрежно выгребают из кармана кучу денег и суют слугам под нос билет в десять тысяч марок! По правде говоря, слуги втихомолку потешались над господами. Недостатка ни в чем не чувствовалось: можно было достать молоко, яйца, фрукты, даже мясо. По слухам, в городах дело обстояло просто ужасна. Но в сельской местности… Как всегда, в деревне можно найти себе пропитание. Что за милый край! Небольшие долины, пересеченные потоком, стиснутые со всех сторон горами, зеленеющие склоны, там и сям разбросаны церкви, ничуть не похожие на наши соборы, белые под зеленой кровлей; в архитектуре колоколен уже чувствуется восток, повсюду сельское барокко… Домики деревянные, низенькие, а крыши чуть ли не больше домов. Люди опрятные, мягкие в обращении, вежливые. Орельен с удовольствием отвечал на их Grüss Gott [32] Бог помощь (нем.) . при встрече на сельских дорогах. Враги? Просто трудно было поверить.

Проделав за несколько дней традиционные экскурсии выше Штейнаха, Лертилуа пренебрег советами чересчур осторожного хозяина отеля и один, без проводника, взбирался теперь без тропок или чуть намеченными тропками по обрывистым, диким склонам гор. Прямиком через лес он смело пускался на штурм скал и быстро научился достигать первых плешивых отрогов этого царства вершин. Он выходил из дома еще до зари, чтобы после трехчасового подъема вовремя добраться до лужайки эдельвейсов, откуда, обернувшись назад, он видел причудливое чередование долин, вплоть до самого Инсбрука на севере, а на юге — вплоть до Доломитовых гор. Поистине здесь была крыша Европы, отсюда угадывались далекие очертания Швейцарии и Италии. Здесь начиналось великое одиночество высот.

Именно здесь, забывая об опасностях, подстерегающих альпиниста, с непокрытой головой, привязав к палке сорочку, до пояса голый, дочерна загоревший, с бледными пятнами ожогов, полученных по неосторожности в первые дни блужданий под горным солнцем, Орельен старался закрепить свою близость к небу. Не обращая внимания на обвалы, он шел, наперекор благоразумным советам Бедекера, по приглянувшемуся ему гребню, или по соседнему, или еще по какому-нибудь; в этой местности они тонки и чисты, как лезвие ножа, и по обе стороны уходят вниз неприступной стеной; приходится перебираться с одного на другой по узкой расселине в скалах, где от малейшего шума скатываются вниз камни. Острые выступы готовят путнику не один сюрприз: внезапно обнаруживается еще склон, русло долины между гор, пропасть, где вьется стальная змея и уходит, поблескивая своими чешуйками, к зеленеющему где-то там, внизу, лесу… А дальше — каменная преисподняя, бездонный, как отчаяние, провал. Снова карабкаешься на гребень, который сечет вселенную на две половины: над одной он возвышается на тысячу метров и на восемьсот — над другой; целый космос котловин и впадин лежит у твоих ног, надо всем необъятное солнце, и, следуя его движению, покорно описывают круги по дну гигантской бездны тени вершин. Но сам ты не замечаешь палящих небес: так холодит лицо воздух, такой ненужной, созданной лишь для равнин, кажется здесь тень. Ты весь во власти опьянения ходьбой, усилий, преодоленных препятствий. Тебе прибавили росту эти вершины. Какие только силы не таит в себе одиночество! Даже ту силу, что позволяет не думать ни о чем и просто проникаться прелестью пейзажа, быть рабом своих широко открытых глаз и всего этого мира, чистого, чуждого всем представлениям о пропорциях, мира, становящегося твоей мыслью, твоим наваждением, и, кажется, это юн направляет и шаги человека, и биение его сердца, и его думы. Ты должен следить за каждым своим шагом, весь ты, каждая твоя мышца начеку; надо родиться в здешних местах, — утверждают проводники, — чтобы напрямик перейти из этой горной зоны в другую, куда обычно добираются обходным путем. Какая ерунда! Просто хотят доказать свою незаменимость.