— Вот, — сказал он, — вот! — И показал на портрет Береники.
Теперь господину Лертилуа вряд ли удастся отмежеваться и утверждать, что ему нет дела до этих дегенератов.
— Вы улавливаете, дорогой Бедарид, невропатический характер сего рисунка? Гипноз, материализация, наркотики, сумасшедший дом!
Орельен начал уже злиться и хотел было вежливо выставить своих гостей за дверь, когда психолога вдруг осенило. Вот она — таинственная дама! Конечно же! Замора писал ее портрет. Итак… И портрет находится у единственного свидетеля убийства. Ибо в конце концов это все же убийство…
— Он неподражаем! — вздохнул господин Бедарид. — Настоящий Шерлок Холмс!
Получалась весьма неприятная история. Никоим образом не следовало путать в это дело Беренику. Если бы Орельен выставил непрошеных гостей сразу же после замечания психолога о таинственной даме, он навел бы их на след. Поэтому пришлось еще битый час терпеть всю эту недостойную комедию, следить за ходом мыслей романиста, поддакивать его психологическим бредням, его злобе, его кривляньям.
Вечером того же дня Орельен уложил чемоданы, заглянул в путеводитель и, убедившись, что паспорт его не просрочен, укатил в Тироль, где в связи с падением курса кроны он мог позволить себе любые причуды. Первым делом не видеть эту шайку полоумных, не слышать никаких разговоров; и потом пожить в свое удовольствие, прийти в себя, забыть. Выше Инсбрука на горных вершинах есть тропки, и по ним можно идти часами, никого не встретив, только солнце и ветер… только солнце и ветер… только солнце и ветер… В поезде, уносившем его в Тироль, он твердил с упорством граммофонной пластинки: только солнце… Но он уже слышал где-то эти заветные слова! Где? Что они ему напоминали? Вспомнить ему не удалось, как он ни напрягал свой мозг… только солнце и ветер…
— Нет, вы посмотрите, из-за этой несчастной Береники уже негры дерутся.
Эдмон пожал плечами. Роза слегка преувеличивала. Впрочем, он был даже рад, что Роза сменила свой припев: последнее время она совсем его замучила с театром. Не так-то это все легко устроить. Во-первых, нужно помещение под театр, во-вторых, деньги, в-третьих, предприятие должно приносить хоть какой-то доход, и в-четвертых, — требуется подставное лицо.
— Из-за меня никто не убивает друг друга, — сокрушалась Роза. — И себя не убивают! Ну, как твоя жена?
Эдмон насмешливо улыбнулся.
— Видишь ли, я подозреваю, что ты обманываешь меня со своей женой, — продолжала Роза. — Нет, пожалуйста, не отрицай! Ты ведь у нас патологичен. Подай мне белье.
Роза собиралась в дорогу. Опять собиралась. Только что вернулась из Дакса, где провела ежегодный курс лечения вместе с Джики, которого пригласили туда в качестве врача. Сейчас он еще там. Лето — мертвый сезон, в особенности для «Косметического института Мельроз». Три недели в Даксе в качестве жертвы, принесенной Декеру, — вполне достаточный срок. Побыв несколько дней в Париже, повидавшись со своим Эдмоном, она снова уезжала. И увозила с собой Эдмона в Швецию. Впервые в жизни Барбентану предстояло отправиться в театральное турне. Розу пригласили в Стокгольм играть «Джоконду».
— Ах, уж этот мне д’Аннунцио, — вздохнул Эдмон, — терпеть его не могу!
— О, он ревнует, обожаю! Но не забудь про мой театр…
— Им займется в наше отсутствие Адриен…
— Ну, как он себя чувствует, как нога?
— Пока еще ходит с палкой, но…
— Ты должен ему пудовую свечку поставить за спасение вашей малютки. Бедная крошка! Ты только вообрази, какой бы Бланшетта подняла крик, если бы девочку задавило.
— Да, черт возьми! Лучше даже не думать…
Их связь теперь изменила свой первоначальный характер, возможно, таково было действие зимней разлуки: стала интимнее, теснее. Эдмон окончательно отдалился от Бланшетты, которая вела сейчас себя на редкость спокойно, не задавала больше мужу вопросов. Он скучал с ней. Август в Швеции выдался изумительный. Роза встретила там одного мальчика ослепительной красоты, правда, немного вялого, который безумно в нее влюбился. Сверх того он владел всеми спичками Швеции. Он предложил Розе купить для нее театр Комедии на Елисейских полях. Этот театр был известен жителям Стокгольма из-за шведского балета Жана Борлена. Можно было бы устроить комбинацию с Рольфом де Марэ, который взял бы себе большой оперный зал.
— Слушай, детка, — сказал Эдмон, — если он тебе так уж нравится, можешь с ним жить — мне на это плевать, но, если ты возьмешь от него деньги, между нами все кончено. В какое это меня поставит положение?
Читать дальше