Луи Арагон - Орельен. Том 2

Затем они отправились в Андалузию. В первых числах октября, когда они приехали в Кордову, над улицами еще были натянуты тенты, стояли восхитительно жаркие дни. Вечерами в воздухе разливалась чисто мексиканская нега, упоительно пахли апельсиновые деревья в цвету, невидимые сады добавляли свою романтическую ноту, у оконных решеток млели кавалеры, за окном угадывалось личико милой, а за ней в двух шагах торчала дуэнья.

— Вот если бы все уладилось с «Жимназ», я была бы по-настоящему счастлива, — говорила Роза.

Вдруг Эдмона телеграммой вызвали в Париж: Бланшетта требовала развода.

— Что это с ней стряслось? Ничего, все уладится. Оставайся здесь, если тебе угодно, а я лечу.

— Как это грустно! Мне так хотелось побывать в Кадиксе. И в Севилье тоже. Я тебе тысячи раз говорила, что твоя жена — самая обыкновенная мещанка… Хорошенькое будет дело, если она нас бросит…

— Говорю тебе, я все улажу.

— Не забывай о «Жимназ»!

Только сейчас и заботы, что ее «Жимназ». У Эдмона создалось впечатление, что именно «Жимназ» явился последней каплей, переполнившей чашу. Откуда Бланшетта пронюхала об его планах с театром? Она не только требовала развода, но и обследования дел под предлогом защиты интересов детей. И какая притворщица! Сидела в Биаррице с таким видом, точно ей на все наплевать, а сама, как вам это понравится, пустила по его следу сыщиков. В Сен-Жан-де-Люс он платил по счетам госпожи Мельроз, поселился с ней рядом, имелись показания прислуги. А в Швеции он не был? Да и в Испании их видели вдвоем. Ну и стерва эта Бланшетта! Будто только сейчас узнала… Ясно, трясется за свои денежки.

— Уж слишком вы себя неосторожно вели, — сказал Эдмону адвокат.

Барбентан бросился к своему отцу. Отдает ли себе отчет господин министр, какую шумиху подымут газеты, если дело с разводом будет предано огласке? А тут еще таксомоторы и налоговая ревизия, начатая в связи с этими идиотскими требованиями мелких держателей акций, и Пальмед.

— Причем тут Пальмед? — удивился сенатор.

— Да как же так, я тебе тысячи раз объяснял…

— Пальмед, сынок, это партия… На последнем конгрессе мы голосовали с ним вместе за одного кандидата. Среди радикалов не принято рыть друг другу яму.

Поди после этого говори с ним! Но особенно бесила его превосходительство скверная работа полиции: Бланшетта требует развода, и хоть бы кто-нибудь предупредил об этом обстоятельстве сенатора.

— Я буду жаловаться в министерство внутренних дел. Кстати, как поживает мадам Мельроз?

Черт побери! Эдмон совсем забыл об их «Косметическом институте»! Если, не дай бог, поднимут еще и эту историю…

— Не забудь, что ты председатель административного совета…

Отец пожал плечами. Он непременно поговорит с Пуанкаре.

В довершение бед, Адриена не оказалось в Париже. Улица Пилле-Виль представляет осенью весьма мрачное зрелище. Симоно тоже был не на высоте. Спору нет, образцовый работник, что называется свой человек. Но в чрезвычайных обстоятельствах требуются иные качества и первым долгом — инициатива. В конторе царило уныние, не предвещавшее ничего хорошего. Мадемуазель Мари ходила с заплаканными глазами. Эдмон никак не мог разобраться во всей этой писанине. Хоть уверен по крайней мере Симоно, что нельзя будет обнаружить следов прошлогодней операции? Но Симоно ни в чем не был уверен. Не забыть бы еще «Институт Мельроз»… И необходимо как можно скорее повидаться с Мэри, с Лертилуа и с Розиным художником, с этим, как его. Амберьо.

Мэри теперь предавалась идеальной любви с Фредериком и укатила за ним в Лондон, где юный музыкант давал концерты. Папашу Амберьо тоже не удалось обнаружить; и он, подобно Орельену, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, уехал в Мюнхен возобновить дружеские связи со своими тамошними старыми приятелями. И так уж из-за этого свинства несколько лет не пришлось видеться! Если Эдмон жалел об отсутствии своих пайщиков, то отнюдь не из светских интересов. Придется расхлебывать кашу одному… В Институте все благополучно, надеюсь?

— Симоно!

— Да, мосье?

— Пошлите эту телеграмму мосье Арно в Сериан… Если не ошибаюсь, он в Сериане?

Эдмон написал Розе, пусть поскорее возвращается в Париж. Сейчас не время швырять деньги направо и налево. Конечно, я не забываю об Институте. У мадемуазель Агафопулос вскочил на щеке фурункул, представляете, какая реклама для института красоты. Бухгалтер разъяснил Эдмону, что для уплаты по счетам, истекающим пятнадцатого числа, требуется сто тысяч франков. Люди не желают платить. Очень мило! А тут еще Декер стал пить как сапожник. После летнего сезона в Даксе ему придется ждать еще целый год, чтобы Роза снова побыла с ним, только с ним одним. Он спросил Эдмона, куда тот девал его супругу. Спросил почти дерзким тоном, в котором звучали, однако, поистине страшные в своей униженности нотки. Ну и хорошенькую встречу уготовил ему Париж! Хоть бы Орельена он застал, тогда было бы с кем коротать тоскливые вечера; что ни говори, Лертилуа — надежный человек, и при нем можно, не стесняясь, думать вслух. Так нет же! Вкусив свою долю опьянения от пребывания в горах, Орельен отправился из Тироля в Зальцкаммергут, из Зальцкаммергута — в Вену, а оттуда в Берлин. При теперешнем курсе марки ждать его в ближайшее время не приходится. Изредка он присылал Барбентану почтовые открытки в красках. Эдмон обнаружил две-три таких открытки в их квартире на улице Рейнуар. Веселенькое дело! Эдмон отправился в Биарриц. Бланшетты там не оказалось. Удрала в Антиб. Ищет, так сказать, покровительства у своей мачехи. Умора, ей-богу! Подумать только — Бланшетта у Карлотты! Правда, не совсем у Карлотты, но все же поблизости, на даче, которую они себе построили. У Карлотты! Тем лучше, будет еще одна сочувствующая душа. Дорога из Биаррица в Антиб — подлинный ад: бесконечные пересадки, и вообще юго-западные дороги это что-то неописуемое! Едешь, едешь, и конца не видно. Другое дело, будь у него здесь машина. Всю дорогу Эдмон прикидывал и так и эдак; и чем больше он думал, тем больше радовался поддержке Карлотты, которая, конечно, будет на его стороне. Но оказалось, что Карлотта в Египте: отправилась туда проветриться. Как только она увидела, что ее падчерица с детьми поселилась на даче, тут же и укатила. Итак, придется ему одному выдержать бурную сцену, которую наверняка закатит Бланшетта. Он снял комнату в Жуан-ле-Пэн, зашел к парикмахеру, сделал маникюр, отправился к массажисту. В октябре Жуан-ле-Пэн становится добычей шквальных ветров. В казино Эдмон проиграл десять тысяч монет. Неужели он пасует перед препятствием? Он решил отложить свидание с Бланшеттой на сутки. Чтобы оно не пришлось на пятницу… Эдмон уже не был так уверен в себе, как прежде.