Джером Сэлинджер - Дж. Д. Сэлинджер [litres]

Лейтенант по-прежнему стоял у книжных шкафов. Листал вынутую книгу, очевидно, увлекшись. (Я так и не выяснил, что это была за книга.) Миссис Силзбёрн, судя по виду, значительно пришла в себя и даже отдохнула, а слой штукатурки на лице, как мне помстилось, был подмалеван заново; она сидела теперь на диване, в том углу, что подальше от дяди отца невесты. Она листала журнал.

– О как восхитительно! – произнесла она, будто на званой вечеринке, заметив поднос, который я только что поставил на кофейный столик. И компанейски мне улыбнулась.

– Я налил очень мало джина, – соврал я и принялся помешивать.

– Здесь сейчас так восхитительно и прохладно, – сказала миссис Силзбёрн. – Кстати, можно у вас спросить? – С этими словами она отложила журнал, поднялась, обогнула диван и подошла к письменному столу. Привстала на цыпочки и кончиком пальца дотронулась до одного снимка на стене. – Кто это прелестное дитя? – спросила она. Кондиционер работал гладко и непрерывно, и теперь, когда миссис Силзбёрн удалось наложить свежий макияж, она уже не выглядела тем увядшим боязливым ребенком, что стоял на жаре у «Шраффтса» на Семьдесят девятой. Она обращалась ко мне с той хрупкой уравновешенностью, коей располагала, когда я только запрыгнул в автомобиль у дома невестиной бабушки: миссис Силзбёрн меня тогда еще спросила, не я ли – некто Дики Бриганца.

Я бросил помешивать в кувшине с «коллинзами» и подошел. Лакированным ногтем она упиралась в фотографию участников программы «Что за мудрое дитя» 1929 года, а конкретно – в одну девочку. Мы всемером сидели вокруг стола перед микрофонами.

– Прелестнее ребенка я в жизни не видела, – сказала миссис Силзбёрн. – Знаете, на кого она чуточку похожа? Глазами и губами?

Тут на меня подействовало некоторое количество скотча – я бы сказал, где-то с палец, – и я чуть было не ответил: «На Дики Бриганцу», – но некий порыв осторожности все же возобладал. Я кивнул и назвал имя киноактрисы, которую подружка невесты уже поминала сегодня в связи с девятью швами на лице.

Миссис Силзбёрн воззрилась на меня.

– Она тоже участвовала в передаче? – спросила она.

– Да, года два. Господи, еще бы. Под собственным именем, разумеется, Шарлотта Мэйхью.

Теперь у меня за спиной, чуть правее, стоял лейтенант и тоже разглядывал снимок. Покинул книжные шкафы, когда прозвучал профессиональный псевдоним Шарлотты.

– Я даже не знала, что она в детстве выступала на радио! – сказала миссис Силзбёрн. – Я этого не знала! Она была настолько блистательна в детстве?

– Да нет, от нее просто было много шуму. Но пела тогда не хуже нынешнего. И прекрасно поддерживала морально. Обычно она так устраивала, чтобы садиться за стол на передаче рядом с моим братом Симором, и стоило ему в эфире сказать такое, что приводило ее в восторг, она ему тут же наступала на ногу. Будто руку пожимала, только ногой. – Читая это небольшое наставление, я сложил руки на верхнюю перекладину спинки стула у стола. Неожиданно они соскользнули – так локоть вдруг «оступается» на столе или барной стойке. Но равновесие я утратил и восстановил почти одновременно, и ни миссис Силзбёрн, ни лейтенант вроде бы ничего не заметили. Руки я скрестил на груди. – Бывали вечера, когда Симор был особенно в ударе, поэтому домой он возвращался, прихрамывая. Правда-правда. Шарлотта не просто наступала ему на ногу, она по ней топталась. Он не возражал. Он любил тех, кто ему наступает на ноги. Любил шумных девчонок.

– Нет, ну как интересно! – сказала миссис Силзбёрн. – Я совершенно не знала, что она выступала на радио.

– Вообще-то ее привел Симор, – сказал я. – Ее отец был остеопатом, они жили в нашем доме на Риверсайд-драйв. – Я вернул руки на перекладину спинки и оперся на нее всем весом – отчасти для поддержки, отчасти в духе старого доброго вспоминателя на задворках. Мой голос мне теперь очень нравился. – Мы играли в ступбол… Вам кому-нибудь все это интересно?

– Да! – ответила миссис Силзбёрн.

– Мы играли в ступбол как-то после школы за углом нашего дома, мы с Симором, – и кто-то, как потом выяснилось – Шарлотта, – стал кидаться в нас стеклянными шариками с двенадцатого этажа. Так и познакомились. На той же неделе привели ее в программу. Даже не знали, что она поет. Нам захотелось просто потому, что она очень красиво говорила по-нью-йоркски. Как на Дикман-стрит [291] Дикман-стрит – улица в самом северном на Манхэттене округе Нью-Йорка Инвуде, в XX в. населенном преимущественно ирландцами и евреями. .