Дошла очередь и до пункта «разное».
— Я хочу кое-что сказать.
Евгений вдруг почувствовал, что радостное ощущение исчезает.
Выступал человек с бритой головой и в красной рубашке.
— О питании и гигиене хочу сказать. О товарище докторе.
Воцарилась тишина. Холодная тишина. До сих пор все переговаривались, добродушно посмеивались. Но с этого момента все пошло по-другому.
Выступавший пожал плечами.
— Я даже не знаю, с чего начать… Куда ни глянь — грязь. Доктор пусть уж меня извинит, и хоть он очень ученый, но не мешало бы ему заглянуть к нам в комнаты. Посмотреть, как мы живем. На нас посмотреть.
Рабочий замолчал. Судорожно глотнул и продолжал:
— Скажу и о шахте. На стыке галерей стояла аптечка. До приезда доктора там хоть можно было найти бинт, перекись водорода… Теперь и этого нет. И аптечки нет. Вчера смотрю — Станой из Ярлова сидит на ней и покуривает. Я ни разу не видел, чтобы доктор спустился в шахту. Кто-нибудь видел его под землей?
— Никто не видел… — раздалось сразу несколько голосов.
— Там недолго белый халат замарать! — выкрикнул парень из первого ряда. Он сидел как раз напротив Евгения, и несколько раз их взгляды встречались. Евгению даже показалось, что они знакомы.
— В шахте недолго белый халат замарать… — повторил парень и откинулся на спинку стула, потом вытянул шею, чтобы получше разглядеть сидящего напротив него доктора.
— Вчера брынза была червивая! — крикнул другой парень. Он сидел в стороне под черной печной трубой.
— Почему не хлорируют воду? — задала вопрос какая-то работница.
Люди повскакали с мест. Кто-то в первых рядах, указывая рукой на Евгения, крикнул, стараясь заглушить остальных:
— Скажите ему, чтобы записывал… Пусть записывает, а потом ответит на вопросы.
— Записывай, доктор, — сказал председатель профкома.
Поднялся с места какой-то темноволосый, сердитый человек. Откашлялся и начал:
— Это просто смешно. Мы уже не толкаем вагонетки вручную — нам дали электровозы… Пользуемся погрузочными машинами, про лопаты забыли, а едим в хлеву. В настоящем хлеву. Зайдите на кухню. Есть тут у нас санитарные власти или нет? Раньше я работал на шахте в Твардице… Пусть съездит туда доктор, посмотрит… Вот что я хочу сказать. Пусть поедет и посмотрит. А потом, если ему не будет стыдно, пусть вернется…
Говорили и другие.
После собрания Евгения вызвали в шахтоуправление. В маленькую комнатку. В ту самую комнатку, где он ночевал в первую ночь. Она служила библиотекой, здесь же был радиоузел. Председатель профкома и начальник шахты сидели на кровати, Лазов — за столом.
— Что ты на это скажешь, доктор?.. — спросил Лазов, подперев голову руками. — Что ты на это скажешь?
Он ответил, что удивлен.
— И ты нас удивляешь, — бросил Колев.
Спиридон Тотев, председатель профкома, был снисходительнее.
— Давайте обсудим, — сказал он. — Тут большие трудности.
— Не начинай с трудностей, — перебил его Колев. — Врач должен заботиться о шахтерах, для этого его сюда и прислали. А за кухню надо взяться завтра же.
На другой день Евгений отправился на кухню наводить чистоту.
И это тоже была печальная и глупая история. Все утро он спрашивал себя, как поступить. Был только один способ, самый простой — сказать: «Хочу, чтобы тут было чисто», — и потом перечислить, кому и что надо сделать. Распределив работу, замолчать и уйти. Вот это как будто и было самое трудное: замолчать и уйти. Не говорить. Остановиться после того, как отдал распоряжение. Он не сможет. Начнет, наверно, правильно, но потом не устоит перед желанием давать объяснения, а это легко перейдет в оправдания. Потом станет извиняться… И опять все пойдет по-старому.
Хотел не ходить. Потом решил, что делать нечего, и пошел.
Это было как раз перед обедом. Повар вынимал из печи большую сковороду. Сковорода обжигала ему руки, а он так низко наклонился, что кипящее масло обдало жаром лицо. Повар едва не уронил сковороду. Когда же выпрямился, он так посмотрел на Евгения, что тот не выдержал его взгляда и поспешно пробормотал:
— Я просто так… просто так… Зашел посмотреть.
Он чувствовал себя виноватым. За все виноватым, даже за свой белый халат. Он в белоснежном халате, как с картинки, а они потные, грязные, измученные. Не может он давать им еще работу. Он не знал, куда деть свои белые руки.
Повар подошел к Евгению:
— В чем дело, доктор? — и посмотрел ему прямо в глаза. Казалось, сейчас он выгонит Евгения.
Читать дальше