Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

— Ten dollars [53] Десять долларов (англ.). .

— Всего-то! — удивился я и полез в карман.

— Не советую тебе покупать эту хреновину, — сказал Игорь. — Вспомни «Мастера и Маргариту». Это обыкновенное внушение. Как только он уйдет, окажется, что никаких бутылок там внутри этой бутылки нет. Гипноз. С медицинской точки зрения он гораздо более объясним, чем протыкание головы спицей.

Я все-таки не послушался советов медика и дал старику не десять, а целых двенадцать долларов на лечение очень больной и очень больной жены и на свадьбу дочери. Ничтожность платы была даже более удивительной, чем чудо с бутылками и пузырьком. Если бы Ардалион Иванович занялся продажей таких предметов, он стал бы не только миллионером, он всю Америку бы купил с потрохами и Японию впридачу. Я намекнул ему на это, похмельный купчишка вяло спросил у старика, много ли у него таких чудесных бутылок. Старик молча поклонился и не проронив больше ни единого слова пошел прочь.

— Может, догоним? — сказал я. — Ардалиоша, ведь старик-то золотой!

— А ну его! — махнул рукой русский бизнесмен. — Уж больно у него физиономия дьявольская. Лучше я вагон скрепок на Антарктиду продам, чем с таким стану связываться.

— По-моему, ты еще и не с такими имел дело, — заметил Игорь.

— Так те ж родные, советские черти, а этот — типичный Аль Маруф из «Волшебной лампы Алладдина». Пусть себе идет.

— Интересно, что же там в черном пузырьке? — спрашивал я, ужасно заинтригованный.

— Может, там наш Николка? — высказал оригинальное предположение Ардалион Иванович.

— Ну, это уж был бы переборчик! — возмутился Мухин. — Est modus in rebus — во всем должна быть мера.

— Жаль, что мы не можем поехать в Древний Рим, ты бы нам там очень пригодился, — похлопал его по плечу главнокомандующий. — Ну ничего, еще съездим в обыкновенный Рим, наш.

— Нет, вы только посмотрите, какое восточное коварство! — бесился я, распаляемый желанием узнать, что там в пузырьке. — С одной стороны, интересно, что там в пузырьке, а с другой, не хочется разбивать бутылки.

— Все-таки уму непостижимо, как он их одно в другое вставил! Мое материалистическое мышление отказывается продолжать свое существование. Перехожу в мистики, — признался медик.

— Не торопись рвать с устоями, — отсоветовал ему я. — Начнешь с отхода от материализма, а кончишь тем, что бросишь жену и детей.

— Нет, все-таки у меня начинается белая горячка, — прервал мою пылкую речь в защиту устоев Ардалион Иванович. — Только что у меня случилась галлюцинация, будто мне за шиворот капнула дождинка.

— Вот когда снег пойдет, тогда… — усмехнулся Игорь.

Но дождик и впрямь заморосил. Мелкий-мелкий, редкий-редкий, да и шел-то он из крошечного облачка над нашей головой всего каких-нибудь пять минут.

— Нет, — вынужден был признать я, — ты, Ардалион, гораздо больший маг и волшебник, чем все местные дервиши вместе взятые. Стоило тебе захотеть дождика, и — пожалте, получите. Это куда удивительнее, чем бутылки в бутылке. Если Турция встретит нас снегом, я запишусь к тебе в рабство.

Когда мы вернулись в гостиницу, Бабенко, рассмотрев мою волшебную бутылку, подивился, но, узнав, что за это уплачено целых двенадцать долларов, заявил, что у богатых свои причуды, а он бы и одного доллара не дал за такую бесполезную, хоть и удивительную вещь.

— Правда, — добавил он, — это можно продать еще кому-нибудь подурнее и содрать в два раза больше.

Мы уезжали из Александрии, так и не дождавшись нашего Николки и знать не зная, где он и что с ним. Последнее впечатление от этого города — огромная демонстрация, преградившая дорогу нашему автобусу. Мы минут пятнадцать ждали, пока она схлынет. Митингующие несли транспаранты, исписанные арабской вязью. Кто-то поинтересовался у Саиды, что написано на транспарантах.

— О, эта демонстрация направлена против Саддам Хуссейн. Вы знаете, Саддам Хуссейн напал на суверенное государство Кувейт и оккупировал его.

В ту же самую минуту, как она сказала это, появился транспарант, на котором было написано «Saddam!», а за ним несли огромный щит, на котором была нарисована Звезда Давида, разрубаемая кривой арабской саблей. На руке тоже было выведено «Saddam». В довершение всего, прежде чем автобус тронулся, мы успели увидеть стройные ряды полиции, которые устремились вдогонку за демонстрантами, держа наизготовку приклады.

— Странно, однако, что полиция не поддерживает антисаддамовскую демонстрацию, — громко сказал я. — Саида, не встал ли Египет на сторону Ирака, пока мы купались на пляже «Монтаза»?