Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

Покрасневшая гидша только улыбнулась.

У дверей гостиницы «Индиана», куда нас вновь доставили, привезя в Каир, нас встречал улыбающийся Николка.

— Ты жив, о одеколон моего сердца! — воскликнул я, выпрыгивая из автобуса и бросаясь в объятия живого друга. — Как ты мог столь бездушно терзать наше ожидание?!

— Господа, если бы вы знали, как я вам благодарен за то, что вы для меня сделали! — разливался в ответ Николка. — А загорели-то еще больше!

— Мы проводили время на лучшем средиземноморском пляже «Монтаза», — сказал Ардалион Иванович и зачем-то еще потребовал от Мухина: — Врач, подтверди.

— Да, — сказал Мухин покорно, — мы проводили время.

— Судя по тому, что ты тоже еще больше загорел, вы с Птичкой тоже проводили время, — сказал я. — Где она? Я хочу ее обнять.

— Увы, — вздохнул Николка, — она уехала со своими в Александрию.

— Значит, на подвиги способны только мужчины, — констатировал Тетка.

— А, пропащая душа! — подойдя к нам, прорычал Бабенко. — Еще один такой побег и — расстрел. Пока же крайняя мера заменяется ссылкой в Турцию.

В «Индиане» нас поселили в других номерах, так что ничего не могло напомнить мне о моем свидании с Бастшери, даже рабы, копающие землю во дворике под балконом — окна на сей раз выходили на улицу перед фасадом гостиницы. По обычаю мы разделили номер с Николкой, Игорь — с Ардалионом Ивановичем. Первым же делом я показал Николке чудесную бутылку и рассказал о том, как она мне досталась.

— Фантастика! — восторгался Николка, разглядывая таинственный предмет. — Слушай, мне кажется, это какой-то очередной розыгрыш со стороны Тетки. И если так, то он уже начал изгаляться над нами.

— Скажи, историк, была ли все-таки у Рамсеса Третьего какая-нибудь история, подобная той, что придумал наш купчишка?

— Ты знаешь, мне кажется, нечто похожее я где-то читал, но вот про Рамсеса ли — сомневаюсь. А ты что, думаешь, он сам все выдумал?

— Бес его знает. Он ведь не без фантазии. За что мы и любим его. И все-таки, заметь, что, как всегда, мы охотимся за выдуманными тайнами и как бы тем самым навлекаем в свои сети тайны настоящие. Глаз фараона, найденный мною и возвращенный ему. И ведь не какого-нибудь фараона, а именно Рамсеса Третьего. Ардалион, конечно, проявил старательность — два письма, браслет, трупы повсеместные. Эффект был. Мы хоть и знаем нашего фантазера не первый год, а все равно поверили.

— Ты знаешь, как ни странно, да. Ведь ежу понятно — врет подлец, все придумал, подстроил, кого надо подкупил. А все равно почему-то верится, и жутковато становится, и интересно, и здорово. Как это объяснить, я не знаю.

— А я, кажется, знаю. Нечто похожее я видел, когда, помнишь, я работал одну зиму Дедом Морозом. Вот приезжаешь к детям и видишь именно такую картину — они понимают, что ты на самом деле никакой не Дед Мороз, а обыкновенный, притом — молодой человек, и все равно, в глазах у них читаешь и любовь к тебе, и восхищение, и зачарованность чудом. Я в одну квартиру приехал, а там человек семь детей. Вот весело было! И вдруг слышу за спиной у меня такой разговор: «А Дед Мороз-то не настоящий. Смотри, валенки у него черные, а должны быть серебряные, и не валенки, а сапожки». А вторая девочка отвечает: «Как же не настоящий, если он просто сапожки на батарею положил подсушиться, я сама видела. Там такая большая батарея есть в другом доме, он туда и положил их подсушиться». Соврала, не моргнув глазом, чтоб только защитить чудесное от посягательств какой-либо инспекции. Мне кажется, то же самое происходит и с людьми, которые… Что это?

— Где?

— На спине у тебя, на левой лопатке.

Покуда я разглагольствовал про особенности восприятия детьми Деда Мороза, Николка стал переодеваться, и когда он снял рубашку и повернулся ко мне спиной, я увидел у него на левой лопатке нечто странное — пять красных пятнышек величиной с булавочную головку, расположенных четко в виде обозначения пятерки на игральной кости. Я подвел его к зеркалу в ванной, дал в руку другое из моего бритвенного набора, он долго внимательно разглядывал отражение своей спины, потом растерянно промолвил:

— Может, это опять какой-то розыгрыш?.. А может… может, я подцепил какую-нибудь заразу, когда мы купались в Ниле?