Сьюзен Ховач - Наследство Пенмаров

В прошлом я познал достаточное количество бесстыдных женщин, но те не притворялись, что они лучше, чем были на самом деле, и в их падении легко было обвинить тяжелый удел низших классов и множество других социальных обстоятельств. Но иметь деньги, аристократическое происхождение и при этом не считаться с принципами – с таким феноменом я сталкивался впервые. С тайным развратом мне встречаться доводилось, как и всякому, кто вращался в лондонском светском обществе, но для незамужней девушки такая ужасающая неразборчивость в связях была редкостью: я полагал, что все, или почти все, девушки моего класса были девственницами до замужества, независимо от того, как менялись их принципы позднее. Часто они хранили девственность вовсе не из представлений о чистоте, а скорее поневоле, но даже их дебюты на светских балах в Лондоне всегда происходили под присмотром родителей или компаньонок. У Клариссы тоже должна была быть такая компаньонка во время ее дебюта на лондонском сезоне, но, по всей видимости, эта дама оказалась чрезвычайно рассеянной.

Я не мог не думать о том, скольких мужчин соблазнила Кларисса, и с отвращением обнаружил, что невольно вспоминаю о ней с похотливым интересом. В порыве ярости я сказал ей, что она меня не привлекает, и это было правдой, но большинство мужчин проявляют тайный интерес к женщинам с подобной репутацией, и я с раздражением понял, что не являюсь исключением.

Чтобы отвлечься, я переключился на мысли о Майкле Винсенте. Я был очень зол на него за то, что он предал мое доверие, и мне было трудно спокойно размышлять об этом, но, когда наступило утро, я отправился в Пензанс, чтобы с ним встретиться.

– Касталлак! – воскликнул он, когда клерк провел меня в его офис. – Какой приятный сюрприз!

– Я так не думаю, – заметил я коротко и подождал, когда за клерком закроется дверь. – Черт тебя побери! – сказал я. Голос мой дрожал от гнева, хотя я себя полностью контролировал. – Черт тебя побери! Если бы мы были не у тебя в офисе, где слышен любой шум, я бы сбил тебя с ног и, если бы повезло, к чертям размозжил бы тебе нос.

– Касталлак… – Его лицо посерело. – Я не…

– Даже и не говори мне, что не понимаешь, о чем я! Чертов дурак! Как ты смеешь рассказывать своей любовнице о моей личной жизни!

– Любовнице! – Он, казалось, был на грани обморока.

– Любовнице! – заорал я. – Любовнице! Ты рассказал этой шлюхе из Пенмаррика о Розе Парриш!

– Кларисса мне не любовница, – сказал он. – Не любовница.

– Ты думаешь, что сможешь убедить меня в этом? – Я почувствовал, что снова теряю над собою контроль. – Она ведь уступает любому, кто предложит ей свои услуги! Боже, она даже мне себя предлагала! Так что и не говори мне…

Он поднялся. Он весь дрожал.

– Ты… ты… – Он не мог говорить. – Ты хочешь сказать, что ты и она…

– Господи, Винсент, не будь таким дураком! Ты думаешь, что у меня возникло желание вступить с ней в связь на вытертом индийском ковре в гостиной Пенмаррика, после того как я узнал, что ты ей рассказал…

– О боже, – сказал он и неожиданно опять сел. – О боже. – Он закрыл лицо руками.

Я смотрел на него.

– Очень хорошо, – с горечью произнес я наконец. – Очень хорошо. Она тебе не любовница. Может быть, она спит со старшим конюхом. Но если она тебе не любовница, то у тебя остается еще меньше шансов оправдаться в том, что ты рассказал ей о Розе Парриш! Я открыл тебе строжайший секрет… я полагался на твою корректность как юриста и джентльмена, а ты предал мое доверие, предал эти понятия…

– Не тебе говорить об этике, – сказал он. – Если бы ты вел себя как джентльмен, тебе не пришлось бы рассказывать мне о Розе Парриш.

– Черт тебя побери! – заорал я. – Не смей читать мне мораль!

– И ты не смей!

– Ты…

– Очень хорошо, я прошу прощения. Я прошу прощения за то, что я выдал Клариссе твою тайну! Я не собирался ей говорить, мы просто беседовали о тебе, и она сделала замечание о том… о том, что ты не так красив, как ее брат Реймонд. И тут я, не подумав, ляпнул, что другие женщины находят тебя достаточно привлекательным…

– Ты слабый, бесхребетный…

– Я не хотел говорить ей, клянусь! Но я любил ее, Касталлак, я и сейчас люблю ее, и, когда я с ней, я обо всем забываю, я словно глина в ее руках…

– Глина! – Я посмотрел на него с презрением. – Она тебя, бедного, сломает. Разорвет надвое! Ты просто теряешь время, потому что она никогда тебя не полюбит. Самое большее, на что ты можешь надеяться, – это несколько часов в ее спальне в Пенмаррике, прежде чем она найдет еще кого-нибудь.