Уильям Фолкнер - Когда я умирала

-- Да, больше они его не увидят, это точно. На Рождество, может, получат от него открытку из Техаса. Если б не Джул, так я бы то же самое сделал; я сам у него вроде должник. Ну прямо заколдовывает этот Анс человека. Ну и фрукт, черт возьми.

ВАРДАМАН

Теперь их семь, черными кружками.

Я говорю:

-- Смотри, Дарл. Видишь?

Он сморит вверх. Видим, ходят в вышине черными кружками, не шевелятся. Говорю:

-- Вчера их было всего четыре.

На сарае было больше четырех.

-- Если опять захочет сесть на повозку, знаешь, что я сделаю?

-- Что ты сделаешь? -- спрашивает Дарл.

-- Не дам на нее сесть. И на Кеша сесть не дам.

Кеш хворает. Он хворает на гробе. А моя мама -- рыба.

-- В Моттсоне, -- папа говорит, надо будет купить лекарство. Придется покупать.

-- Как ты себя чувствуешь, Кеш? -- спрашивает Дарл.

-- Да не беспокоит нисколько, -- говорит Кеш.

-- Подложить под нее повыше? -- спрашивает Дарл.

Кеш сломал ногу. Он два раза ломал ногу. Он лежит на гробе, у него под головой свернуто одеяло, а под коленом деревяшка.

-- Эх, надо было оставить его у Армстида, -- говорит папа.

Я ногу не сломал, и папа не сломал, и Дарл не сломал, а Кеш говорит: "Да только на ухабах. Вроде так трутся маленько на ухабах. Не беспокоит нисколько". Джул уехал. {Один раз мы ужинали, а они с конем уехали}.

-- Да ведь она бы не захотела, чтоб мы одалживались, -- говорит папа. -Ей-богу, не знаю, какой еще человек сделал бы больше. {Это потому, что мама Джула -- лошадь, Дарл?} -- спросил я.

-- Может, мне еще подтянуть веревку? -- говорит Дарл.

{Поэтому мы с Джулом были в сарае, а она была в повозке, потому что лошадь живет в конюшне, а мне надо было грифа отгонять}.

-- Давай, если хочешь, -- Кеш говорит. А Дюи Дэлл ногу не сломала, и я не сломал. Кеш -- мой брат.

Мы остановились. Дарл развязал веревку, и Кеш опять вспотел. У него зубы показались.

-- Больно? -- спрашивает Дарл.

-- Пожалуй, обратно завяжи, -- говорит Кеш.

Дарл завязывает, сильно натягивает веревку. У Кеша зубы показались.

-- Больно? -- спрашивает Дарл.

-- Не беспокоит нисколько, -- говорит Кеш.

-- Может, папе помедленней ехать? -- спрашивает Дарл.

-- Нет, -- говорит Кеш. -- Некогда канителиться. Не беспокоит нисколько.

-- В Моттсоне надо будет купить лекарство, -- говорит папа. -- Придется купить.

-- Скажи ему, чтоб ехал, - говорит Кеш.

Мы едем. Дюи Дэлл повернулась назад и вытирает Кешу лицо. Кеш -- мой брат. А мама Джула -- лошадь. Моя мама -- рыба. Дарл говорит, когда опять подъедем к воде, я могу ее увидеть, а Дюи Дэлл сказала: Она в гробу, как она могла вылезти? Я дырок насверлил, через них и вылезла в воду, -- я говорю, -а когда к воде подъедем, я ее увижу. Моя мама не в гробу. Моя мама так не пахнет. Моя мама -- рыба.

-- Хороши будут твои пироги, когда до Джефферсона доберемся, -- говорит Дарл.

Дюи Дэлл не оборачивается.

-- Ты попробуй в Моттсоне продать, -- говорит Дарл.

-- Дарл, когда приедем в Моттсон? -- спрашиваю я.

-- Завтра, -- говорит Дарл. -- Если эти мулы не рассыплются дорогой. Снопе небось опилками их кормил.

-- Дарл, -- я говорю, -- почему он кормил опилками?

-- Смотрит, -- говорит Дарл. -- Видишь?

Теперь их девять в вышине, черными высокими кружочками.

Приехали к холму, папа остановил, и мы с Дарлом и Дюи Дэлл вылезли. Кеш идти не может, он сломал ногу.

-- Пошли, мулы, -- говорит папа.

Мулы стараются; повозка скрипит. Дарл, Дюи Дэлл и я идем за повозкой на холм. Наверху папа останавливается и мы влезаем в повозку. Теперь их десять в вышине, черные высокие кружочки в небе.

МОЗЛИ

Случайно поднял голову и увидел ее за окном -- на меня смотрит. Не близко к стеклу и не разглядывает ничего в особенности; просто стоит, повернув сюда голову, а глаза ее смотрят на меня как бы озадаченно, как бы знака ждет. Когда я опять поглядел, она уже шла к двери.

С минуту потыкалась в сетку, -- как все они, -- я вошла. На макушке у нее была соломенная шляпа с твердыми полями, а в руке -- газетный сверток: я решил, что у нее должно быть центов двадцать пять, что потолчется тут и купит дешевую гребенку или туалетную воду для негров, и спрашивать пока ничего не стал, заметил только, что довольно хорошенькая, хотя нескладная еще и хмурая, и что в бумажном своем платье и с природным своим цветом лица выглядит лучше, чем с обновкой, которую надумает купить. Вернее -- на которую мне укажет. Надумала-то она еще до того, как вошла, -- я по ее виду понял. Но их торопить не надо. И я занимался своим делом, -- думаю, пускай Альберт ее обслужит; а он у стойки с газированной водой вдруг перестал работать и -- ко мне. Говорит: