Уильям Фолкнер - Когда я умирала

-- Спускать его на землю не стоит, -- говорит папа. -- Можем сделать прямо здесь.

-- Кеш, -- говорю я, -- тебя спустить на землю?

-- А завтра в Джефферсон не попадем? -- спрашивает он. Глаза его смотрят на нас вопросительно, настойчиво, печально. -- Я бы потерпел.

-- Тебе полегчает, -- говорит папа. -- Тереться не будут друг об дружку.

-- Я потерплю, -- говорит Кеш. -- Останавливаться -- время терять.

-- Мы цемент уже купили, -- говорит папа.

-- Я бы потерпел. Один день остался. Нисколько не беспокоит, можно сказать. -- Большими глазами он вопросительно смотрит на нас; лицо худое и серое. -- Схватывается он крепко.

-- Мы уже купили, -- говорит папа.

Я развожу цемент в жестянке. Размешиваю жижу толстыми зеленоватыми спиралями. Несу цемент к повозке показать Кешу. Он лежит на спине, его острый профиль, аскетический и значительный, обращен к небу.

-- Как по-твоему, правильно замесил? -- спрашиваю я.

-- Лишней воды не нужно, не будет держать, -- говорит он.

-- Я лишнего налил?

-- Может, песку сумеешь добыть, -- отвечает он.

Один день остался. Не беспокоит нисколько.

Вардаман уходит назад по дороге, туда, где мы пересекли ручей, и возвращается с песком. Медленно сыпет его на витое тесто в жестянке. Я снова подхожу к Кешу.

-- Теперь правильно замесил?

-- Да, -- говорит Кеш. -- Я бы потерпел. Не беспокоит нисколько.

Мы распускаем лубки и медленно льем цемент ему на ногу.

-- Поаккуратней, -- говорит Кеш. -- Постарайтесь на него не пролить.

-- Да, -- говорю я.

Дюи Дэлл отрывает от свертка кусок газеты и вытирает с крышки цемент, капающий с ноги Кеша.

-- Ну как?

-- Приятно, -- говорит Кеш. -- Он холодный. Приятно.

-- Лишь бы помог тебе, -- говорит папа. -- Я прошу у тебя прощения. Я этого не мог предвидеть, и ты не мог.

-- Приятно, -- говорит Кеш.

Размотаться бы во времени. Вот было бы хорошо. Хорошо бы, если можно было размотаться во времени.

Мы накладываем лубки, стягиваем веревкой, и зеленоватый цемент густо выдавливается между веревками. Кеш молча смотрит на нас глубоким вопросительным взглядом.

-- Будет держать ее, -- говорю я.

-- Да, -- говорит Кеш. -- Спасибо

Потом мы все оборачиваемся на повозке и смотрим на него. Он подходит по дороге сзади -- спина деревянная, лицо деревянное, движутся только ноги. Подходит без единого слова, -- светлые глаза тверды, длинное лицо угрюмо, -- и лезет в повозку.

-- Тут холм, -- говорит папа. -- Придется вам вылезти и пешком пройти.

ВАРДАМАН

Дарл, Джул, Дюи Дэлл и я поднимаемся на холм за повозкой. Джул вернулся. Он пришел по дороге и влез в повозку. Он шел пешком. У Джула больше нет коня. Джул -- мой брат. Кеш -- мой брат. Кеш сломал ногу. Мы залепили Кешу ногу, чтобы не болела. Кеш -- мой брат. Джул тоже брат, но у него нога целая.

Теперь их пять в вышине, высокими черными кружками.

-- Дарл, а где они ночью бывают? -- спрашиваю я. -- Когда мы ночуем в сарае, где они бывают?

Холм уходит в небо. Потом солнце показывается из-за холма, а мулы, повозка и папа идут по солнцу. На них нельзя смотреть, медленно идут по солнцу. В Джефферсоне он красный на рельсах, за стеклом. Рельсы блестят и бегут кругом, кругом. Дюи Дэлл говорила.

Ночью я узнаю, где они бывают, когда мы в сарае.

ДАРЛ

-- Джул, -- говорю я, -- ты чей сын?

Ветер потянул от сарая, поэтому мы поставили ее под яблоней, где луна рисует кружевную тень листвы на длинных спящих стенках, а за стенками она иногда разговаривает -- невнятным тихим журчанием, таинственным бульканьем. Я позвал Вардамана послушать. Когда мы подошли, с него соскочила кошка с серебряным глазом и серебряным когтем и шмыгнула в тень.

-- Твоя мать была лошадью, Джул, а кто был твой отец?

-- Врешь, паскуда.

-- Не обзывай меня.

-- Врешь, паскуда.

-- Не обзывай меня, Джул. -- Под высокой луной глаза его похожи на клочки белой бумаги, прилепленные к продолговатой дыне.

После ужина Кеш начал потихоньку потеть.

-- Немного горячая, чувствую, -- он сказал. -- Видно, потому, что солнце весь день на нее светило.

-- Хочешь, обольем ее водой? -- спрашиваем мы. -- Может, полегче станет.

-- Вот спасибо, -- говорит Кеш. -- Видно, потому, что солнце на нее светило. Надо было мне догадаться прикрыть ее.

-- Нам надо было догадаться, -- говорим мы. -- Откуда же ты мог знать.

-- Я даже не заметил, что горячеет, -- сказал Кеш. -- Надо было прислушиваться.

Мы облили ее водой. Нога ниже цемента -- как ошпаренная.

-- Полегчало? -- спросили мы.

-- Спасибо, -- сказал Кеш. -- Хорошо стало.

Дюи Дэлл вытирает ему лицо подолом платья.