Уильям Фолкнер - Когда я умирала

-- Попробуй поспать немного, -- говорим мы.

-- Ага, -- говорит Кеш. -- Большое спасибо. Теперь хорошо.

{Джул, говорю я. Кто был твоим отцом, Джул?

Черт бы тебя взял. Черт бы тебя взял}.

ВАРДАМАН

Она была под яблоней, мы с Дарлом пошли при луне, кошка спрыгнула и убежала, а мы слышим, как она разговаривает за досками.

-- Слышишь? -- Дарл говорит. -- Приложи ухо.

Я приложил ухо и слышу ее. Только не разберу, что она говорит.

-- Дарл, что она говорит? С кем она разговаривает?

-- Она разговаривает с Богом. Зовет Его, чтобы Он помог.

-- Чтобы Он как помог? -- спрашиваю я.

-- Чтобы Он спрятал ее от людских глаз, -- говорит Дарл.

-- Зачем, чтобы Он спрятал ее от людских глаз, Дарл?

-- Чтобы могла расстаться с жизнью.

-- Зачем расстаться с жизнью, Дарл?

-- Слушай, -- говорит Дарл. Мы ее слышим. Мы слышим, как она повернулась на бок. -- Слушай, -- говорит Дарл.

-- Она повернулась. Она смотрит на меня через доски.

-- Да, -- говорит Дарл.

-- Дарл, как она может видеть через доски?

-- Пошли, Пусть полежит спокойно. Пошли.

-- Она сюда не может видеть, дырки-то наверху. Как она может видеть, Дарл?

-- Пойдем посмотрим, как там Кеш, -- говорит Дарл.

{А что я видел, Дюи Дэлл не велела никому говорить}.

Кеш болеет от ноги. Днем мы чинили ему ногу, но он опять от нее болеет, лежит на кровати. Мы обливаем ему ногу водой, и ему хорошо.

-- Теперь хорошо, -- говорит Кеш. -- Спасибо вам.

-- Попробуй поспать, -- говорим мы.

-- Теперь хорошо, -- говорит Кеш. -- Спасибо вам.

{А что я видел, Дюи Дэлл не велела никому говорить. Это не про папу, и не про Кеша, и не про Джула, и не про Дюи Дэлл, и не про меня}.

Мы с Дюи Дэлл будем спать на тюфяке. Он на задней веранде, откуда нам виден сарай, а луна светит на половину тюфяка: будем лежать наполовину в белом, наполовину в черном, луна будет нам на ноги светить. И я подгляжу, где они бывают ночью, когда мы в сарае. Сегодня ночью мы не в сарае, но сарай мне виден, и я узнаю, где они бывают ночью.

Мы лежим на тюфяке, луна светит нам на ноги.

-- Смотри, -- я говорю, -- у меня ноги черные. И у тебя ноги черные.

- Спи, - говорит Дюи Дэлл.

Джефферсон далеко.

-- Дюи Дэлл...

-- Если сейчас не Рождество, почему же он там будет?

Он бегает кругом по блестящим рельсам. И рельсы блестящие бегут кругом и кругом.

-- Что там будет?

-- Поезд. В окне.

-- Спи, давай. Если он там завтра увидишь,

Может, Дед Мороз не знает, что они -- городские ребята.

-- Дюи Дэлл.

-- Спи давай. Он его не отдаст городским ребятам. Он был за стеклом, красный на рельсах, а рельсы блестели кругом и кругом. Сердце от него закололо. А потом были папа, Джул, и Дарл, и сын мистера Гиллес-пи. У сына мистера Гиллеспи из-под ночной рубашки видны ноги. Когда он идет под луной, ноги пушистые. Они идут вокруг дома к яблоне.

-- Дюи Дэлл, что они будут делать?

Они шли вокруг дома к яблоне.

-- Она пахнет, -- говорю я. -- И тебе пахнет?

-- Тс-с, -- говорит Дюи Дэлл. -- Ветер переменился. Спи.

Скоро узнаю, где они бывают ночью. Они выходят из-за дома, идут под луной по двору, несут ее на плечах. Относят ее в сарай, луна светит на нее тихо и слабо. Потом они выходят и возвращаются в дом. Пока они шли под луной, ноги у сына мистера Гиллеспи были в пуху. Потом я подождал и сказал Дюи Дэлл? Потом подождал, а потом пошел смотреть, где они бывают ночью, -- а что я видел, Дюи Дэлл не велела никому говорить.

ДАРЛ

Посреди темного дверного проема он будто материализуется из темноты -- в нижнем белье, поджарый, как скаковая лошадь; на нем лежит отсвет разгорающегося пламени. С яростно-изумленным лицом он спрыгивает на землю. Он увидел меня, хотя не повернул головы и даже не повел глазами: зарево плавает в них как два маленьких факела.

-- Давай, -- и длинными скачками несется вниз по склону к сараю. Он бежит, серебряный под луной, и вдруг обрисовался четко, как плоская жестяная фигура: в беззвучном взрыве весь сеновал вспыхнул разом, словно там держали порох. Треугольный фасад с квадратным проемом двери, в котором, как кубистический жук, сидит угловатый гроб на низких козлах, выступил рельефно. Сзади из дома выскакивают папа, Гиллеспи с Маком, Дюи Дэлл и Вардаман.

Ссутулясь, он останавливается возле гроба и с яростью смотрит на меня. Пламя у него над головой гремит; по двору проносится холодный ветерок: в нем еще нет жара, но горсть половы вдруг взвивается в воздух и летит по проходу мимо стойл, где кричит лошадь.

-- Быстро, -- говорю я, -- лошади.

Он смотрит на меня, потом на крышу, потом прыгает к стойлу, где кричит лошадь. Она мечется, лягается, и рев пламени вбирает в себя громкие удары копыт. Звук такой, как будто бесконечный поезд едет по необозримой эстакаде. Мимо меня пробегают Гиллеспи и Мак в ночных рубашках до колен; они кричат высокими тонкими голосами, бессмысленными, но в то же время печально-дикими: "...корова... стойле..." Рубашка Гиллеспи вздувается впереди над волосатыми бедрами.