Шарлотта Бронте - Учитель

Однажды я услышал ее слова, обращенные к матери:

– Как ему к лицу надменность! С этой высокомерной улыбкой он красив, как Аполлон.

Жизнерадостная старушка рассмеялась и ответила дочери, что та околдована, ведь красоты во мне нет и в помине, разве что я не горбат и лишен других уродств.

– А по мне, – продолжала она, – в этих очках он похож на сову.

Почтенная старушка! Не будь она так стара, толста и краснолица, я, пожалуй, расцеловал бы ее за эти разумные и правдивые слова – такие здравые по сравнению с болезненными заблуждениями ее дочери.

Проснувшись наутро после своей безумной выходки, Пеле не помнил ничего из случившегося накануне ночью, а его мать, к счастью, не стала сообщать ему, что я был свидетелем этого позора. Больше он не пытался залить горе вином, но даже трезвый вскоре дал понять, что его душу разъедает ревность. Ему, как французу до мозга костей, была присуща и свойственная этому народу свирепость; впервые она обнаружилась в приливе пьяного гнева, некоторые проявления ненависти ко мне носили поистине демонический характер, а теперь их выдавали разве что мимолетные гримасы и вспышки в светло-голубых глазах, когда их взгляд встречался с моим. Он совершенно перестал общаться со мной, теперь я был избавлен даже от притворной вежливости. Эти взаимоотношения пробуждали в моей душе почти неуправляемый протест, вызывали нежелание жить в доме Пеле и служить у него, но кто избавлен от гнета обстоятельств? Не я, по крайней мере в то время: каждое утро я просыпался, сгорая от желания сбросить с себя ярмо и уйти с саквояжем в руке, вести хоть и нищую, зато свободную жизнь, но по вечерам, когда я возвращался из пансиона, в ушах у меня звучал приятный голос, перед глазами стояло лицо, такое умное, кроткое и вдумчивое, но вместе с тем нежное, я вспоминал характер – гордый и вместе с тем покладистый, чувствительный и благоразумный, серьезный и пылкий, меня тревожили и радовали оттенки чувства, жгучего и робкого, утонченного и простого, чистого и мощного, и видения новых уз, которые я стремился создать, новых обязательств, которые жаждал взять на себя, изгоняли из меня странника и бунтаря, призывали по-спартански стойко терпеть ненавистную мне участь.

Однако ярость Пеле угасла; двух недель хватило, чтобы она вскипела, усилилась и сошла на нет, и как раз в это время в соседней школе уволили неугодную наставницу, а я решил разыскать свою ученицу, просил сообщить мне ее адрес, получил отказ и оставил свою должность. Этот последний поступок, казалось, сразу же образумил мадемуазель Ретер; прозорливость и сообразительность, которые так долго вводила в заблуждение притягательная иллюзия, наставили ее на верный путь сразу же, едва исчез источник этой иллюзии. Под верным я подразумеваю не крутой и кремнистый путь принципов, на который мадемуазель Ретер никогда не ступала, а торную дорогу здравого смысла, от которой в последнее время значительно отклонилась. И она возобновила поиски, а потом старательно двинулась по следу своего давнего поклонника, месье Пеле. Вскоре добыча была настигнута. Не знаю, на какие ухищрения она пошла, чтобы смягчить и ослепить его, но ей удалось и усмирить гнев, и усыпить бдительность, отчего Пеле стал вести себя и выглядеть иначе; должно быть, мадемуазель Ретер сумела убедить его, что я никогда не был и не мог быть ему соперником; так или иначе две недели направленной против меня злости закончились приступом излишнего дружелюбия и учтивости, сдобренных ликующим самодовольством, скорее смехотворным, чем досадным. Холостяцкая жизнь Пеле проходила во французском духе, с полным пренебрежением к нравственным рамкам, и я полагал, что в супружестве он тоже проявит себя истинным французом. Он часто хвастался ужасом, который якобы наводил на некоторых женатых знакомых; я предположил, что теперь им не составит труда отплатить Пеле той же монетой.

Кризис надвигался. Едва начались каникулы, как звуки приготовлений к торжественному событию огласили владения Пеле; маляры, мебельщики и обойщики немедленно взялись за дело, в доме только и говорили о «спальне мадам» и «гостиной мадам». С трудом верилось, что старая хозяйка дома, в настоящее время именуемая здешней «мадам», вызвала у сына такой прилив родственных чувств, что он решил заново отделать апартаменты, предназначенные только для нее. В полном согласии с кухаркой, двумя горничными и судомойкой я заключил, что в свежеотделанных покоях поселится другая, молодая мадам.