— Доктор-саиб, у вас своя контора или вы служите в лазарете? — неожиданно обратился мулла Башир к профессору.
Фахрулла улыбнулся и подумал: «Очевидно, он считает, что врач и купец одно и то же».
— Я работаю в Алиабадской больнице, — ответил он.
Муллу Башира словно ударило током. Вздрогнул и Азиз-хан.
— Значит, дочь садовника Саида у вас?
— Дочь садовника Саида? Не помню такой, — решил из предосторожности скрыть правду Фахрулла.
Мулла Башир взглянул на доктора Гулама, затем на Азиз-хана.
— Выходит, нас обманули, и девушку увезли бог знает куда? Ведь она лишена зрения, ничего не видит… Ее могут просто украсть…
Фахрулла заметил, что этот разговор волнует больного и предложил:
— Пойдемте в зал… Я не хочу, чтобы хан-саиб тревожился. — Он встал и этим заставил подняться и муллу Башира.
И как только они вышли в зал, мулла Башир, возмущенно и горячо жестикулируя, принялся высказывать кабульцам все свои обиды.
— Саиб, — говорил он, обращаясь чаще всего к профессору, — вы человек нашего поколения и должны быть умней, чем современная образованная молодежь, должны понимать мои тревоги глубже, чем те, кто заботы о голодранцах ставит выше собственного благополучия. Вот хотя бы наш учитель Наджиб… Он помог Саиду отправить дочь в Кабул и уверяет, что она там, в Алиабадской больнице… Допустим, что это правда и что там с помощью аллаха совершится чудо, врачи вернут ей зрение. — Он запнулся и, быстро передохнув, продолжал: — Но что ей даст зрение? Хлеб? Разве оно вернет ей богатство Азиз-хана, от которого она отказалась? Или она будет сыта, глядя на своего Надира? Чтобы жить, нужны деньги! А их у ее отца столько, сколько у старой вдовы женихов…
Фахрулла и Казыми обменялись улыбками.
— Дорогих гостей ждет обед! — пригласила Гюльшан, открыв дверь. Спрятав нижнюю часть лица под чадрой, она сдержанно добавила: — Хан просит оказать честь нашему столу!
— А вред от этого дела очень, очень большой, — продолжал мулла Башир, не обращая внимания на приглашение. — Возвращение зрения Амаль поколеблет устои ислама, веру людей в аллаха! Весь Лагман встревожен, волнуется. Люди потеряли покой. Мир словно вывернулся наизнанку. Люди уже не страшатся ни гнева аллаха, ни топора палача.
— Значит, люди стали более смелыми? Это не так уж плохо! — с улыбкой заметил Фахрулла и, обняв муллу Башира за плечи, добавил: — Мулла-саиб, у нас в Кабуле много дел… Продолжим наш разговор в другой раз… А сейчас нам пора попрощаться с хозяином.
Вернувшись на террасу, врачи замерли у порога. Середина ковра покрыта разрисованной ярким орнаментом скатертью. На ней стояли огромные блюда с пловом и «ханским» рисом, жареные цыплята и разные маринады, пиалы с простоквашей и постоянный спутник стола афганцев — зеленый лук в окружении множества пряностей.
Фахрулла взглянул на свои часы и вопросительно посмотрел на доктора Казыми; тот в ответ пожал плечами.
— Господа, вы же афганцы! — воскликнул Азиз-хан. — Отвернуться от хлеба хозяина — значит… Не делайте меня вашим кровником…
— Ну что же, — повернулся Фахрулла к своему коллеге, — откушаем ханского плова? Бисмиллах!
Все уселись за еду. Мулла Башир задержал взгляд на профессоре.
— Вера в аллаха — фундамент жизни, и мы, священники, — стражи его. Без нас этот фундамент быстро разрушится, — сказал он.
— И вы останетесь не у дел… — шутя, вставил Фахрулла.
— Совершенно верно, — согласился мулла Башир, не уловив насмешки.
Казыми расхохотался. Мулла Башир бросил на него осуждающий взгляд и продолжал:
— Прозрение дочери садовника и потрясет этот фундамент.
— А что вы теряете?
— Все! Уважение мюридов, потерю доходов дома божьего… Нет-нет, это невозможное дело! И вы не должны допустить врачей до этой операции!
— И это все?
— Аллах свидетель, это все! Я думаю, — повернулся он к Азиз-хану, — хан-саиб отблагодарит хирурга, который откажется вмешиваться в дела всевышнего.
— Даже так?
— Да-да, доктор-саиб, я дам пять тысяч афгани, — поспешно заявил Азиз-хан.
— Хорошо. Я передам вашу просьбу господину Давуду, — ответил ледяным тоном Фахрулла и попросил воды для мытья рук.
Провожать отъезжающих вышли мулла Башир, доктор Гулам и Гюльшан. Придерживаясь афганского обычая, дочь хана следовала в двух-трех шагах позади мужчин.
Казыми открыл дверцу машины и увидел огромный букет благоухающих роз.
— Это от меня для Амаль, — поспешно проговорила Гюльшан.
Читать дальше