— Хан-саиб, вам нельзя волноваться! Прошу, забудьте Амаль и все, что связано с нею. Это вам будет лучшим лекарством, — проговорил Гулам и уничтожающе посмотрел на муллу Башира.
Но духовный отец не заметил его взгляда. Он был занят своими мыслями и обдумывал, как руками Азиз-хана нанести удар Надиру и его защитникам.
— Доктор, — повернулся он к Гуламу, — вы получите две тысячи афгани бахшиша [34] Бахшиш — вознаграждение.
, если Амаль вернется в Лагман без операции.
— Пять тысяч! — воскликнул Азиз-хан. — Пять!..
Гулам недоуменно смотрел на муллу Башира.
— Но, позвольте, как это возможно! — начал он с возмущением.
— А почему бы и нет? За золото в Иране можно снять с поста министра, не только что…
— Сердце честного афганца неподкупно, саиб! — с достоинством ответил Гулам.
— А честь ислама можно растоптать? — вышел из себя мулла Башир. — Клянусь именем двенадцати имамов, я собственноручно предал бы огню врача, который осмелился бы вмешиваться в дела аллаха!..
— Боюсь, что вам не придется утруждать себя.
— Вы так думаете?
— Убежден.
— Я напишу в Совет улемов.
— Ну и что же? Вы, конечно, вольны в своих поступках, но…
— Никаких «но»! Никто не допустит вашего заговора!..
— Какого заговора, против кого?
— Против устоев ислама… Против самого аллаха!
Доктор Гулам не смог сдержать улыбки.
— О саиб, я не знал, что земным богом в Лагмане является ваше преосвященство…
На террасу вошла Гюльшан и вместе с нею прислуга с подносом, наполненным лакомствами. Когда поднос был поставлен на ковер, Гюльшан жестом руки отпустила служанку и сама принялась угощать мужчин. Едва успела она поставить стакан с чаем перед муллой Баширом, как ее позвал взволнованный голос матери.
Гюльшан вышла и через минуту вернулась.
— Гулам-саиб, из Кабула приехали врачи!..
Доктор Гулам заторопился навстречу гостям.
Азиз-хан чуть-чуть приподнялся, опираясь на локоть.
— Договоритесь с кем угодно и на каких угодно условиях, — заговорил он, глядя на муллу Башира горящими огнем мести глазами, — но чтоб Саид с дочерью и Биби с сыном… любыми средствами… Денег я не пожалею. Словами тут не поможешь, нужно действовать.
— Я тоже так думаю, друг мой… Правоверные не жалеют крови ради славы ислама.
Заслышав мужские голоса в зале, оба умолкли.
— Профессор Фахрулла! — представил Гулам, показывая жестом руки на почтенного господина с седой бородкой.
Азиз-хан легким кивком головы приветствовал гостя.
— Доктор Казыми!
Больной перевел взгляд на второго врача лет тридцати, высокого, с пытливыми черными глазами на симпатичном лице.
Мулла Башир сидел, не двигаясь с места.
Фахрулла догадался, что это и есть тот самый невежда мулла, о котором рассказывал Надир. «Наверное, пришел лечить хана молитвами», — неприязненно подумал он и, не замечая присутствия муллы Башира, подошел к больному.
Доктор Гулам доложил историю болезни Азиз-хана и принятые им меры.
Слушая коллегу, Фахрулла вглядывался в мертвенно-бледное лицо больного, в его жаждущие жизни глаза.
Окончив осмотр, он тяжело вздохнул и повернулся к Казыми.
— Инфаркт, и притом в тяжелой форме… Правильно сделали, что уложили больного. — Он встал. — Где можно помыть руки?
— Сейчас, саиб, — ответил Гулам и вышел в зал.
Вскоре он возвратился. Вслед за ним шла Гюльшан, сопровождаемая служанкой, которая несла лаган — легкий позолоченный тазик с широкими плоскими краями — и кувшин с теплой водой. Полотенце и мыло несла сама дочь хана.
Гюльшан подошла к Фахрулле и протянула ему мыло. Служанка поставила перед врачом тазик, наклонила кувшин.
— За отцом, дочка, следить надо, — ласково заговорил Фахрулла, принимая из рук Гюльшан мыло. — Ему нужны полный покой и абсолютная тишина. Поворачиваться нельзя, лежать только на спине. Давать легкую пищу.
— А намаз? Как же намаз! — воскликнул мулла Башир.
— За хана молиться будете вы, мулла-саиб, — ответил профессор.
Мулла покраснел. Фахрулла заметил это и с улыбкой добавил:
— Предупреждаю, мулла-саиб: если хан последует вашему совету, он угодит на тот свет…
Мулла Башир поднял руки:
— Нет, нет… хану-саибу еще надо жить. У него столько еще неосуществленных желаний!
— Что верно, то верно. Все мы жаждем взять от жизни все, что можем, пока не наступит конец… Итак, хану-саибу нужен абсолютный душевный покой…
Служанка поставила тазик возле Казыми. Тот вымыл руки и, возвращая полотенце Гюльшан, погрузил свой взгляд в ее лучистые черные глаза. «Мулла Башир прав, — подумала дочь хана, поймав на себе этот взгляд, — надо воспользоваться этим знакомством и разбить все надежды Амаль!»
Читать дальше