Валентина Немова - Святая святых женщины

Получив обещанные им 360 рублей, Юдины сразу же подобрели ко мне. Позволили все оставшееся до отъезда время быть с мамой, ночевать в ее комнате. Я не отказалась, разумеется. Не очень-то приятно валяться у Татьяны на полу, да еще в такой неприбранной комнате…

Меня очень беспокоило, как поведет себя Галина после того, что произошло, если мы с нею случайно столкнемся где-нибудь нос к носу. Не вцепится ли она мне в волосы и не поцарапает ли физиономию? Но где можем мы с нею встретиться? К ней домой я уже, наверное, никогда в жизни не пойду. К Юдиным, пока я у них обретаюсь, она не явиться. Разве что у Татьяны?

К племяннице, безусловно, придется мне как-нибудь зайти. Надо ей вернуть ключи от квартиры, поблагодарить за то, что приютила, а главное, за то, что вызвала меня. Если бы я не приехала до лета, все мамины сбережения перекочевали бы в карман моей старшей сестры. А уж оттуда нам с мамой едва ли удалось бы их добыть.

Не за тем ли, чтобы я защитила интересы ее бабушки, Таня вызвала меня, раньше нас с мамой проверив ее сберкнижки, которые держала у себя Галина, и обнаружив доверенность на получение вкладов старушки. Вполне возможно, что все было именно так. Хоть и болтала Танька иногда лишнего со злости, что не складывается у нее жизнь, и бабулю на словах не щадила, но на самом деле любила ее. А свою мать, как мне кажется, нет. И нашла способ отомстить ей за все обиды, которые та причинила в прошлом.

Татьяна не стала ждать, когда я забегу к ней. Сама примчалась к Юдиным и с таким встревоженным лицом, что я даже испугалась, уж не случилось ли еще что-нибудь?

— Нет, — сказала она, — ничего страшного не произошло. Просто я хочу, чтобы вы ко мне в гости еще раз пришли, пока не уехали. Не дождавшись меня, она ушла одна. Потеплее одевшись, я отправилась к ней. Иду вверх по лестнице и трясусь: вдруг мать, Галина то есть, сейчас у нее и набросится на меня, лишь только я открою дверь…

Отвоевав у нее деньги, призадумались мы с мамой: что же с ними дальше делать, куда девать? Оставить у Юдиных ни в коем случае нельзя было. От хозяев квартиры ничего ведь не спрячешь. Найдут и перетаскают все до рубля. Это такой народ. Я посоветовала маме положить наличность в какой-либо банк, в котором прежде она ничего не хранила. Счет выписать на свое имя. Мама не одобрила мое предложение, заявив:

— Я же туда одна ходить не смогу, чтобы деньги брать. А если позову кого, Лидку или Гальку, когда ты уедешь, будет то же, что и было. Уговорят все переписать на них, чтобы, скажут, мороки было меньше. Чтобы одним ходить, без меня. И опять мне ничего не достанется.

— Что же тогда делать? — растерялась я.

Ответ на этот мой вопрос был у мамы заготовлен заранее.

— Ты эти деньги, — распорядилась она, — запиши на себя. Часть оставь мне, засуну куда-нибудь. Приедешь летом — будешь брать и приносить мне понемногу. Ты же ведь меня не обманешь!

Так мы и поступили. Мама после этого прожила еще год. Стала на питание давать больше. И себе ни в чем не отказывала. В последние годы своей жизни любила она то же, что любят маленькие дети, — сладкое. Не только Лида, но и я, когда приехала весной, заботилась о том, чтобы в вазочках у старушки были конфетки, печенье, вафли, пирожное. Ей очень нравилось потчевать всех, кто приходил к ней и к Юдиным в гости. Татьянин сын, маленький Славик, регулярно являлся к ней за гостинцами с большущей сумкой. И уходил довольный.

В следующий раз приехала я в Летний опять с задержкой. В начале апреля, чуть ли не в день смерти Милы, родила Майя второго ребенка, девочку, которую назвали Машей и я, прежде чем отправиться в родной город, полетела на север, чтобы помочь дочери в трудное, после родов, время управляться с двумя детьми.

IV часть

Пока я нянчилась с новорожденной Машенькой, в мамином саду работала Галина, чему я вовсе не старалась воспрепятствовать. Конечно, она хитрая, обманщица. Мало что дает маме из того, что выращивает на ее земле. Но все же она своя. Чужого кого-то во владения родительницы пускать мне не хотелось. Да мама и не согласилась бы на это.

Когда я уехала осенью к себе, она помирилась со старшей дочерью. И, как мне кажется, дала ей денег из тех, что отбила у нее и оставила себе на расход. Так это или не так, выяснять я не стала. Собственной рукой пусть хоть все, что имеет, раздаст при условии, что будет сознавать, что делает. Но допустить, чтобы ее обманывали, пользуясь беспомощностью и незащищенностью старушки, мне очень не хотелось. Однако, находясь вдали от мамы, трудно было ее оберегать. Не только Галина, но и Юдины не гнушались воровством.