Валентина Немова - Святая святых женщины

— Мучаете мать! То одна ее таскала. Теперь другая взялась.

Брошенное в мой адрес несправедливое обвинение, как и рассчитывала пособница Галины, задело меня за живое. Так захотелось оспорить этот упрек, сказать что-то, типа: "спросите, мол, сперва у вкладчицы, кто кого сюда привел, я ее или она меня, потом уже и предъявляйте претензии". Но мама не дала мне и рта открыть. Дернула за руку:

— Пошли!

Не стоило, конечно, извиняться, одержав победу. Нужно было торжествовать и радоваться. Но я таких чувств в тот момент не испытывала. Это было настоящее хождение по мукам. И оно еще не закончилось…

Когда мы очутились на улице, я спросила у мамы:

— Будем продолжать? Выдержишь?

Она ответила уверенно:

— Будем! Выдержу.

В это день посетили мы с мамой еще один банк, добравшись до него в такси. Здесь от нас никаких объяснений не потребовали. Приняли мамино заявление на получение 360 рублей, посмотрели ее паспорт, порылись в каком-то ящике, не доставая его из шкафа, а за вкладом велели прийти на следующий день. То ли Галина не успела добраться до этой кассы, то ли сотрудники оказались законопослушными людьми. Не все же, без исключения, такие храбрые, как моя старшая сестра. Ни слова грубого от них мы не услышали.

Еще бы одна такая встреча, как первые две, и маме пришлось бы, наверное, вызывать "скорую". Не один год жизни отняла Галка у мамы, попытавшись перекачать ее накопления на свой счет.

Назад ехали опять же в такси, прождав его на улице минут двадцать.

О том, что нам удалось добыть крупную сумму денег, Юдиным пока мы не сказали. Решили: сообщим, когда получим заказанные 360 рублей. Зная уже, что мама собирается дать им три сотни, радуясь этому (кто бы не обрадовался?!), разрешил мне Родион в этот вечер не уходить к Татьяне, предложил переночевать у них с Лидой, в маминой комнате.

Когда хозяева легли спать, я, закрывшись на задвижку в ванной комнате, зашила в потайной кармашек обещанные мне мамой 400 рублей, остальные, завернув в шарф, сунула себе под подушку, чтобы целее были. Утром у меня сон крепок, а Юдины, оба, встают рано, и доверять им после всего того, что я о них узнала за последнее время, не приходилось.

На следующий день опять отправились мы с моей подружкой-старушкой на свой доходный промысел. И должна я сказать, что на сей раз своим неожиданным поступком удивила меня мама. Настала ее очередь изумлять народ. С утра пораньше она заявила мне, что сегодня отказывается, сидя во дворе на холодной скамейке, ждать, когда я раздобуду транспорт и вернусь, уже на колесах, к подъезду, чтобы забрать ее. Зачем, мол, гонять машину туда-сюда и переплачивать деньги?! Она вышла вместе со мной из дома и довольно быстро зашагала вниз по расчищенному тротуару вдоль шоссе, по которому ходят автобусы. До того перекрестка, где я обычно снимала такси, нужно было пройти два пролета. И она их прошла пешком, почти не останавливаясь, чтобы передохнуть.

Победа, одержанная над Галиной, придала ей бодрости и уверенности в себе, в своих возможностях. Вот вам и ответ на вопрос: стоило ли мне объявлять войну сестре, обворовавшей родную мать, и "таскать старушку по сберкассам".

Все до копейки мамины "капиталы" удалось нам выдрать, нанеся Галине сокрушительный удар. В схватке со мной она потерпела поражение. Затевая эту авантюру, она не ожидала, наверное, что я вмешаюсь в "денежное" дело, буду биться за материальные блага, руки пачкать. Прежде, будучи бессребреницей, я так никогда не поступала. Если бы мамы не было в живых, я и сейчас не стала бы выцарапывать свою долю из родительских денег, которые мама обещала ей (старшей дочери). Но пока мама здравствует и просит меня оказать ей услугу, что я должна делать? Надеть белые перчатки и смотреть со стороны, как дочь свою мать грабит, ссылаясь на то, что мать стара и ей деньги не нужны. Нет, любя и жалея маму, я так бесчинствовать и обижать старушку не позволю никому. Вынуждена была я запачкать белые перчатки и взять всю власть в свои руки. Если будет моя власть, — так я тогда рассуждала,? маме ничто не угрожает. Если же я отступлюсь, убоявшись, как бы обо мне люди плохо не подумали, меня перестанут опасаться. И мама, того и гляди, очутится в доме престарелых.

Посмотрев на то, как я обошлась с Галиной, и Юдины будут побаиваться меня и перестанут терроризировать старушку. Я смогла бы и их приструнить, обратившись в прокуратуру. Но мама на это не дала согласия. И зря. Она хотела с младшей дочерью и с зятем договориться по-хорошему. Прежде ей всегда удавалось находить общий язык с людьми. Но, видимо, то были хорошие люди. А с такими, как Юдины, надо было вести переговоры с позиции силы. И напрасно, конечно, я маму послушалась (с кем, говорят, поведешься, у того и наберешься). И даже с участковым милиционером ни разу не встретилась. И все это очень плохо закончилось для мамы…