Джоан Линдсей - Пикник у Висячей скалы

Тем временем поникшая и совершенно ошарашенная Ирма была на грани удушья. Чувствительную Ирму, не переносящую все женские ароматы и уверявшую, что она слышит запах мятных леденцов мисс Ламли на расстоянии шести футов, по непонятной причине окружили гневные лица, находившиеся в отвратительной близости к её собственному. Совершенно расплывшийся перед глазами маленький курносый нос Фанни втягивал воздух как терьер, выставив наружу щетинистые волоски. Распахнутый пещерой рот с золотым зубом — скорее всего, Джулианны, — показывал сочащийся слюной язык. Их жаркое кислое дыхание накатывало на её щёки. Разгорячённые тела наседали на нежную грудь. От страха она закричала и тщетно попыталась их оттолкнуть. Где-то на заднем плане появилось лунообразное бестелесное лицо:

— Эдит! Ты!

— Да, милая я.

В новой роли зачинщика Эдит была вне себя, самодовольно маша коротким, толстым указательным пальцем.

— Давай, Ирма, расскажи нам. Мы ждали достаточно.

Началась толкотня и бормотание.

— Да, Эдит права. Ирма… расскажи нам.

— Что? Вы все с ума посходили?

— О Висячей скале, — сказала Эдит, пробиваясь в перёд. — Мы хотим знать, что случилось с Мирандой и Мэрион Куэйд.

Молчаливые новозеландские сёстры, редко говорившие внятно, громко добавили:

— Никто в этой крысиной дыре ничего нам не говорит!

— Миранда! Мэрион Куэйд! Где они? — присоединились другие голоса.

— Я не знаю. Не знаю.

Неожиданно набравшись сил, хрупкая Мадмуазель протолкнулась сквозь плотные, как зажимы, ряды, и стала рядом с Ирмой, взяв её за руку.

— Дурочки! — закричала она слабым французским голоском. — Совсем из ума выжили? У вас есть сердце? Как бедная Ирма может сказать то, чего не знает?

— Всё она прекрасно знает, только не говорит. Кукольное лицо Бланш было разъярённо-красным под взъерошенными кудрями. — Ирме нравится иметь взрослые секреты. Всегда нравилось.

Большая голова Эдит закивала, как китайский болванчик.

— Тогда я скажу, раз она не хочет. Слушайте все! Они мертвы… мертвы. Миранда, Мэрион и мисс МакКроу. Мертвы-мертвёшеньки в гадкой старой пещере на Висячей скале, полной летучих мышей.

— Эдит Хортон! Ты глупая лгунья!

Рука Мадмуазель лихо ударила Эдит по щеке.

— Пресвятая Богородица, — взмолилась вслух француженка.

Розамунд, не принимавшая в этом всём участия, тоже молилась. Святому Валентину — единственному известному ей святому. Миранда любила святого Валентина, она верила в силу любви ко всему живому.

— Святой Валентин. Я не знаю, как правильно тебе молиться… дорогой святой Валентин сделай так, чтобы они оставили Ирму в покое и любили друг друга ради Миранды.

К доброму святому Валентину, традиционно занимавшемуся довольно легкомысленными романтическими делами, бесспорно, не часто обращались с такими срочными и невинными молитвами. И кажется справедливым отнести на его счёт такое быстрое и практичное решение: улыбающийся посланник небес в облике ирландца Тома. С разинутым ртом, победоносно крепкий и мужественный он стоял в дверях гимнастического зала. Милый, счастливый беззубый Том, только что вернувшийся от дантиста из Вуденда, был очень обрадован, несмотря на ноющую челюсть, увидеть маленьких бедняжек хоть немного оживлёнными. Почтительно улыбаясь во весь рот Мадмуазель, Том ждал подходящего случая вклиниться в оживление (с чего бы они ни было) и передать мисс Ирме сообщение от Бена Хасси.

Появление Тома вызвало секундную заминку, головы повернулись в его сторону и Ирме удалось высвободиться. Розамунд встала с колен, Эдит прижала руку к горящей щеке. Посланник передал любезный привет от мистера Хасси и что, если мисс Леопольд хочет успеть на мельбурнский экспресс ей стоит поторопиться, добавив от себя лично: «Удачи вам, мисс, от меня и всех на кухне». Вот так, просто и быстро, всё кончилось. В былой организованной манере девочки расступились, дав Ирме пройти, и Мадмуазель слегка поцеловала её в щеку.

— Твой зонтик висит в холле, ma chérie [21] Моя дорогая (фр.) . Au revoir [22] До свидания (фр.) , мы ещё встретимся.

(Ах, но так никогда… больше никогда, моя голубка)

В её сторону раздавались безразличные слова прощаний, когда она шла с прежней запоминающейся грацией в сторону дверей гимнастического зала. Переполненная бесконечным состраданием к печали о неразгаданном и так никогда и не объяснённому, она обернулась, махнула ручкой в перчатке и слабо улыбнулась. Так, Ирма Леопольд покинула колледж Эпплъярд и их жизни.