Рубаи Хайям - Сказание об Омаре Хайяме

Разъяренный Джафар вскакивает с месте. И грозится кулаками.

-- Вы истинные рабы! -- орет он в неистовстве. Потому что даже здесь не смеете открыто признаться в этом. А чего, собственно, боитесь? Доноса? Но кто из нас донесет? Неужели я? Неужели Тыква? Или ты, Пловец? Или сумасшедший меджнун? Кто? Я спрашиваю?

Хусейн говорит:

-- Надо разобраться. Я, к примеру, посылаю к шайтану любого, кто вознамерится понукать мною. Я не разрешу, слышите?

Джафар хохочет. И хохоча говорит:

-- Несчастный, ты раб давно! Давным-давно! От рождения. И незачем скрывать это. Ты раб не только султана, но и своей собственной страсти. Ради пары спелых грудей ты готов забыть о своем рабстве. Да, да, да! И не смей возражать!

Джафар стоит изогнувшийся, точно тигр перед прыжком. А на кого, собственно, прыгать, кого разрывать на части? Своих собственных друзей?

Хусейн недовольно пожимает плечами и отламывает хлеб. Что спорить с этим одержимым? Ясно же, одержимый!

-- А ты? -- обращается Джафар к Пловцу. -- Может, ты поговоришь с визирями? Расскажешь, как тяжело ловить рыбу в Заендерунде и кормить семью, а?

-- Это верно, очень трудно.

-- Ведь и слова не те! -- зло говорит Джафар, -- Слова должны жечь! А ты? Какие слова исторгают твои вялые уста? Какие?

Пловец пытается оправдаться:

-- Я же говорю... То есть я не говорю, что волен жить как хочется. И голод к тому же... И всякое такое...

-- По моему, это называется нищенство.

-- Может, и так.

-- Дураки! -- сердится Джафар. -- Дураки! Вы ничему не научились. -- Он нагибается, хватает чашу, пьет ее до дна. Потом выдергивает нож из земли, левой рукой подымает подушку, на которой сидел. -- Глядите! Вот этот негодяй. Вы знаете, кто он. Я даже не хочу называть его имя. Это противно! Мой язык не на помойке найден, чтобы произносить ненавистные имена! Одним словом, вот он!

Джафар высоко поднимает подушку, еще больше выкатывает глаза и вонзает нож в подушку. Джафар подкидывает подушку к потолку. И сыплется пух. Много пуха. Словно бы снег идет в горах Эльбурса.

-- Видали? -- злорадно вопрошает Джафар.

Разумеется, все видели. Это же нетрудно...

-- Теперь вы поняли, что все это значит?

Молчание.

-- Вот так, только так следует расправиться с теми, кто во дворце. Запомните это. Там, а не в обсерватории главные наши враги. И так, только так надо разговаривать с врагами!

Джафар садится на место. С него катится пот. Дышит тяжело. И кажется, вовсе не замечает пуха, который разносится по комнате.

-- Я очень зол, -- признается Джафар эбнэ Джафар. И ни на кого не глядит. Уткнулся взглядом в землю.

Хусейн вылавливает пух из наполненной чаши. Его примеру следуют Пловец и Тыква.

-- Выпить, что ли? -- улыбаясь, спрашивает Джафар, как будто ничего не случилось, И уже совсем успокоившись: -- Все произойдет по писанию. Это слово, о котором я говорил, скоро прозвучит и достигнет ваших ушей. И тогда важно, чтобы вы не оплошали. -И обращаясь к Хусейну: -- А потом ты найдешь возможность и время рассчитаться с любимой за ее неверность. Надо начинать с главного. Ты понял?

У Хусейна на уме только одно: "Эльпи, Эльпи, Эльпи..."

-- Учтите, -- предупреждает Джафар эбнэ Джафар, кинжал имеет два лезвия. И оба они острые.

Что это значит? И друзья его переглядываются: не их ли касается угроза?

25

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ

О ДЕРВИШЕ, КОТОРЫЙ ДЕРЖАЛ

РЕЧИ НА ИСФАХАНСКОМ БАЗАРЕ

-- Я скажу вам нечто!..

-- Нельзя ли потише?

-- Я должен выразить словами то, что накипело на душе!..

-- А зачем так кричать?

-- Я не кричу. Я только желаю, чтобы слышали все.

-- А мы не глухие.

-- И поняли бы все!

-- Мы не полоумные.

-- И зарубили бы себе на носу!

-- Ну уж это наглость...

-- Я никого не боюсь!

Стоит дервиш на исфаханском базаре посреди мясных рядов и потрясает руками. Он кривой на левый глаз. Одежда на нем изрядно потрепана, неопрятна. Держит в руке посох и горланит на весь базар.

Мясники -- народ степенный и состоятельный. Потрошат себе баранов и не очень обращают внимание на дервиша-крикуна. Однако, как ни говори, народ есть народ: он любознателен, ему хочется послушать дервиша, если у того есть что сказать. А по всему видно, что есть: не станет же орать, если за пазухой пусто!

Иные мясники побросали работу, обступили дервиша. А один из них попытался урезонить наглеца. Только из этого ничего не получилось: стоит себе дервиш, чуть не рвет на себе волосы и продолжает привлекать к себе внимание выкриками и жестами.

Потом к мясникам присоединились зеленщики. Думают про себя: "Наверное, святой человек, надо бы его послушать".