Георгий Гулиа - Сказание об Омаре Хайяме

Георгий Гулиа

Сказание об Омаре Хайяме

СОДЕРЖАНИЕ:

Читающему эту книгу

Сказание об Омаре Хайяме. Роман

Омар Хайям. Рубаи

Об авторе

ЧИТАЮЩЕМУ

ЭТУ

КНИГУ

Время меняет все: оно сильнее песчаной бури в пустыне, с ним даже не сравнится мощь океанского прибоя. Его особенность заключается в том, что действует оно исподволь. Когда спит весь мир, когда утихают бури и прибои - не спит только Время: его сила в постоянном бодрствовании и великой работоспособности. Оно даже сильнее огня, который так обожал Зороастр, или Заратуштра (Зороастр, или Заратуштра- мифический пророк. Предание приписывает ему создание религии древних народов Ирана, Средней Азии и Азербайджана зороастризма.)

Может быть, в Ахримане - начале всяческого зла и тьмы - и заключена часть грозной силы Времени. Об этом еще надо подумать, освежив в памяти все, что говорили зороастрийцы-огнепоклонники в письменах своих.

Время способно низвергнуть большой город и возродить к жизни незаметное поселение. Так, например, случилось с некогда великолепным Нишапуром и некогда жалким Ноканом. Последний сделался столицей нынешнего Хорасана - Мешхедом, а первый - простеньким городком, главная достопримечательность которого - могила Омара Хайяма. Не будь здесь этой могилы, что бы сталось с Нишапуром?! Едва ли спасли бы его даже копи, в которых добывается знаменитая бирюза.

Кого после этого может удивить утверждение, что господин Рахмат Даштани неузнаваемо изменился? Он уехал в Париж цветущим человеком - молодым львом, а вернулся в родной Нишапур стариком. Он был богат и славен и превелик умом и ученостью.

Но что он сделал за свою жизнь? Чем прославился? Во имя чего копил он знания свои? И на что потратил деньги, доставшиеся ему от родителей? Теперь это уже вопросы праздные и представляют лишь частный интерес для людей, живущих в переулке Моштаг. То есть для ближайших соседей господина Даштани.

Я с трудом обнаружил переулок Моштаг, проплутав по улицам Алиов и Арк, Фирдоуси и Даран и трижды пройдясь по узеньким Мар-Мар и Чахаррах. Мало кто знал дом господина Даштани - этого анахорета-добровольца. Мне сказали, что юность свою провел он в этом городе, учился здесь же, потом в Мешхеде и Тегеране. Господин Асефи - смотритель мемориала Омара Хайяма - наговорил о нем много любопытного и очень советовал побеседовать с ним. Не преминул также сказать и несколько слов о странностях Даштани.

Самая главная из них - затворничество. И неизбывная любовь к Омару Хайяму. Что общего между аскетом и блистательным жизнелюбом Хайямом?

Рахмат Даштани в свое время покинул Тегеранский университет и поступил в Сорбонну. Прожил в Париже без малого сорок лет и, подобно Хайяму, вернулся в родной город.

Я все-таки нашел Рахмата Даштани. Пожилая служанка, оказавшаяся азербайджанкой из Решта, несколько оттаяла, услышав мою не очень связную азербайджанскую речь. Я заявил, что не уйду, пока не увижу господина Даштани. Вдруг появился и сам хозяин дома. Он был высок, сухощав и сед, с большими черными глазами. И, я сказал бы, при полном параде: белоснежная рубашка, модный галстук, серый костюм из материала, именуемого, кажется, "тропикаль".

Он протянул тонкую, холеную руку и провел меня в тесную гостиную, затемненную металлическими жалюзи. И тотчас же перешел на чистейший русский язык. Я ему тут же высказал все, что думаю о Нишапуре, об Омаре Хайяме, об ученых трактатах и поэзии его.

Служанка принесла нам чаю.

- Сколько у вас времени? - спросил меня господин Даштани.

- Если речь идет о Хайяме - сколько угодно, - так сказал я.

- Вы о нем много прочитали книг?

Я ответил господину Даштани: почти что все, что есть на свете (это была неизбежная в ту минуту гиперболизация). Он улыбнулся.

- В таком случае, - сказал он, - я не буду касаться книг. Совсем не буду. Я расскажу о том, что удалось мне установить по старинным рукописным фрагментам и народным преданиям. Может быть, вам это пригодится.

Говоря откровенно, я был вне себя от радости: это как раз то, что мне особенно необходимо!

- Первое, - сказал очень тихо господин Даштани, - Омар Хайям был Человек. - И сделал долгую паузу.

По-видимому, это банальное утверждение было высказано неспроста. Я слушал внимательно.

- Не надо делать из него ни пьяницу, ни трезвенника, ни аскета, ни ловеласа в стиле французских романов прошлого столетия. Он был такой же, как все мы: холодал и голодал порою, жил прекрасно порою, много думал и много работал. Но при этом успевал и любить. Кого? Я бы сказал так: Человека вообще. Может, вы спросите: а любил ли женщин? Я скажу вам: да, и очень! Вы в этом убедитесь из моих рассказов. Учтите; в двадцать семь лет Омар, сын Ибрахима, по прозвищу Хайям, то есть Палаточник, был уже известным ученым и статным мужчиной.