Рубаи Хайям - Сказание об Омаре Хайяме

Тут было самое время ввернуть словечко по поводу календаря. И это сделал хаким с большим умением и тактом. Он сказал, что много времени отнял у его превосходительства. Что время главного визиря расценивается на вес золота, что не надо лишними разговорами отвлекать его превосходительство от важных государственных дел. И что если он, хаким, посмел заговорить о календаре "Джалали", то только потому, что календарь и его введение в обиход представляется лично ему, хакиму, делом большой государственной важности. Да будет известно милостивому и большого ума визирю, что календарь "Джалали" давно составлен и неоднократно выверен. Попутно, точнее одновременно, составлены астрономические таблицы и проверены многие данные о светилах, дошедшие от древних, в частности от Птоломея. Календарь "Джалали" очень и очень точен. Дело заключается в измерении промежутка от одного весеннего равноденствия до другого, с тем чтобы календарь по возможности устранял неточности. За тридцать три года -- это промежуток времени -- должно быть четыре високосных года через каждые семь лет и одни високосный год через пять лет. При таком чередовании лет получается ничтожно малая разница, скажем в восемнадцать-двадцать секунд.

-- Секунд? -- вопросил визирь.

-- Да, твое превосходительство.

-- И такая точность, по твоему, необходима?

Хаким ответил:

-- Его величество распорядился составить точный календарь. И мы не могли ослушаться его. Мы не могли подвести нашего великого покровителя, каким являешься ты, твое превосходительство.

Визирь снова залюбовался чистой водою бассейна. Гладкое дно просвечивало со всеми малейшими подробностями сквозь пятилоктевую толщу воды. Бассейн манил к себе. И он был целебным и спасительным в пору зноя...

-- Хорошо, -- сказал визирь. -- Я поговорю с его величеством, я посоветую ему ускорить введение нового календаря. Ты его назвал "Джалали"?

-- Да, твое превосходительство.

-- Это хорошо, но ты должен представить, уважаемый хаким, некоторые трудности, с которыми будет связано введение календаря.

-- Все трудности и пути их обхода в твоих руках.

-- В его руках, -- поправил визирь и указал на небо.

-- Я слишком утомил тебя своими разговорами, -- сказал хаким. -- Я не смею больше...

Низам ал-Мулк, который был старше хакима чуть ли не на три десятилетия, выглядел прекрасно. Голова его была ясна, осанка вовсе не старческая, плечи крепкие, ноги выносливые. И хаким подумал, что много еще добрых дел суждено совершить его превосходительству.

Визирь встал, направился вместе с хакимом к другой, противоположной стороне бассейна, Шел он неторопливо, размеренным шагом, о чем-то думая. Визирь подвел хакима к самому краю бассейна.

-- Ты видишь дно? -- спросил он.

-- Да, вижу.

-- Оно чистое?

-- Вполне.

-- А толща воды какова? Светлая?

-- Очень светлая, твое превосходительство.

-- А теперь взгляни наверх.

Хаким запрокинул голову и увидел бирюзовое небо. Это был великолепный купол над Исфаханом, купол, какого и не вообразишь, если не запечатлелся он в твоих глазах хотя бы единожды.

-- Ты видел это дно и любовался этим куполом. Визирь указал на бассейн, а потом поднял руку кверху. Говорил он торжественно и чуть нараспев, как поэт. Что тебе приходит в голову? О чем твоя мысль?

Хаким не сразу сообразил, чего от него ждут. Чтобы не смущать ученого, его превосходительство сам ответил за него:

-- Первая мысль -- о величии аллаха, Вторая мысль -- о пов- [А-017] седневной животворной силе его. И третья мысль -- все от аллаха [А-017] -- и сегодня, и во веки веков!

Сказал и отпустил хакима.

24

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ

О НЕКИХ ЗАГОВОРЩИКАХ

Сегодня Хусейн находился в кругу своих истинных друзей. Сегодня, как ему казалось, мог дать полную волю своим словам и усладить слух свой правильными речами.

Началось с того, что неистовый Хусейн заявил, как и там, у Али эбнэ Хасана, что намерен убить подлого совратителя хакима Омара эбнэ Ибрахима. Того самого, который ведает обсерваторией, что за рекою Заендерунд, и который, по слухам, является надимом [Н-001] его величества.

Наверное, это небольшое сборище можно было бы назвать шайкой. Однако все дело в том, что цели, которые ставились и обсуждались здесь, нравились кой-кому, Поэтому слово "шайка" не совсем точно в данном случае. Эти молодые люди представляли собою самое крайнее крыло исмаилитов. Были они особенно нетерпеливы и беспощадны. Даже сам Хасан Саббах осуждал таких.

Когда Хусейн произнес имя хакима, хмурый волосатый молодой человек по кличке Тыква спросил: