Мор Йокаи - Венгерский набоб

Утром знаменательного дня, занимавшего юных наших отцов отечества больше последней петиции палаты. Майерша все в том же купленном Болтаи наряде уселась в наемный экипаж и по дороге измыслила такой план действий. Оставив экипаж у леса, пешком добраться до Болтаи и сказать там, что приехала с торговками на базар. Потом выйти с Фанни в поле - хлеба, мол, посмотрим, - дойти до кареты и - поминай как звали! А прощаться - не взыщите уж.

С этим благовидным объяснением на уме благополучно прибыла она к летнему домику Болтаи, ни руки, ни ноги дорогой не сломав по бесконечной милости божьей.

Но там подстерегала ее неприятная неожиданность. На вопрос, где Фанни, слуги ответили, что барышня в Пожонь уехала еще утром.

Впору испугаться было.

- Уж не старики ли увезли?

- Нет, те на заре поехали еще, а она через несколько часов, наняв лошадей.

Ай-ай-ай! Что это она еще выдумывает? Уж не мать ли хочет обдурить и сама дельце прибыльное обделать? Не научили ли ее, что после подобных услуг лучше избавляться от посредников. Вот это мило, если она ее же и перещеголяет!

Живо назад, к извозчику! Гони обратно в Пожонь во всю мочь! Но там-то куда могла Фанни поехать? Плохо, если с Абеллино уже успела повстречаться, а может, и раздумала вообще? Решила не приходить? Но ведь все уже только о ней и говорят, для того и вечер устраивается. Нет, нет, женскую натуру она все-таки знает. Уж скорее того можно опасаться, что одна, без матери хочет туда пойти. Пускай; все равно ее труды, ее заслуга, что уговорила. Эх, тревог сколько да волнений, чего только не приходится материнскому сердцу выносить!

А гости уже наполняли залы г-на Кечкереи, легкие грации одна за другой выпархивали из экипажей, на миг с утонченным кокетством приоткрывая ножки с подвязками взорам кавалеров, которые лорнировали их у подъезда. На галерее наемные лакеи в ливреях принимали бурнусы, мантильи, проверяли приглашения, как обычно, а в дверях сам его высокоблагородие, хозяин дома, встречал прибывающих. Все знали: вечер оплачивается не им, и ему было отлично известно, что это ни для кого не секрет, и, однако, раскланивались столь церемонно, будто всамделишный хозяин со всамделишными гостями.

- Рад, что не пренебрегли скромным моим приглашением, - покрывает шум резкий носовой голос г-на Кечкереи. - Высокая честь видеть вас в скромном моем жилище. Мадам, как мило с вашей стороны самого вашего искреннего обожателя не забыть. Сударь, мне очень лестно, что вы прервали свои научные занятия ради меня. Графиня, ваше чарующее пение величайшую радость доставит всем на этом вечере, и так далее и тому подобное.

Затем являются юные джентльмены, представляя друг дружку хозяину, который и их приветствует со всей своей натуральной ненатуральностью сочетание в данном случае не парадоксальное.

Достойный хозяин от души старался, чтобы гостям было у него легко и приятно. Представит друг другу еще не знакомых, но желающих, по его мнению, познакомиться, хотя, может статься, они без него это сделали. Поэту газеты подсунет с его стихами; пианиста усадит за инструмент и сзади приставит кого-нибудь его игру хвалить. Каждому найдет сказать что-нибудь любопытное, подымающее настроение, - свежими новостями, пикантными анекдотами так и сыплет, переходя от одной группы к другой, чай тоже приготовит, в чем смыслит лучше всех; словом, за всем уследит, ничто не ускользнет от бдительного его глаза. Не хозяин, а загляденье.

Наконец прибывает и Абеллино. Являться вовремя не в его привычках. Под руку с ним немолодой какой-то иностранец, которого подводит он прямо к хозяину.

- Общий наш друг Кечкереи - мосье Гриффар, banquier [банкир (франц.)].

Поклоны, расшаркиванье, рукопожатия.

- Надеюсь, уважаемый хозяин простит, что я поспешил воспользоваться случаем, чтобы познакомить с драгоценной вашей элитой нашего высокочтимого, всемирно известного друга, который как раз прибыл из Парижа.

О, г-н Кечкереи не только что прощает, он премного обязан за предоставленное ему счастье видеть личность столь выдающуюся. Снова расшаркиванье, поклоны, рукопожатия. И все это с такой серьезностью, будто не Абеллино - настоящий хозяин, устроитель приема; будто никто о том и не догадывается.

Из Парижа, который еще не настолько приблизили тогда к Пожони железные дороги, бравый наш банкир прибыл, собственно, лишь затем, чтобы лично удостовериться, собирается ли вообще когда-нибудь помирать престарелый этот набоб, под чью шкуру он уже столько денег одолжил.