Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Она все еще была полна страсти! "Я по-прежнему чувствую себя твоей возлюбленной и в мыслях предаюсь нашим нежным ласкам. Целую тебя бессчетно". Несколько дней спустя она писала: "О мой милый! Мой дорогой! Мой обожаемый властелин! Прими же вновь дань страсти, зажженной в моей груди тобою, прими ласки возлюбленной, созданной для тебя. О, мы скоро свидимся, я уповаю на это; было бы ужасно, если бы другие собирали чудесные цветы, аромат которых доходит сюда и пьянит меня; их живая красота переполняет мою душу блаженством; о, с какой любовью я обрывала бы их лепестки, прильнув к твоей милой груди". Но любит ли он ее по-прежнему? Не отдал ли свое сердце другой? Она надеялась, что умрет прежде, чем это служится: "Мой обожаемый, мой любимый, как мучительно, как невыносимо жить, цепляясь за человека, которому твоя жизнь больше не нужна". С мужем она рассталась, дети жили недружно и терзали ее, у нее оставалось теперь только одно - возлюбленный: "Я чувствую себя совершенно разбитой".

Бальзаку приходилось выслушивать и другие сетования: мать, которую Оноре бесцеремонно нагружал различными поручениями, горько жаловалась на это. То он требовал, чтобы она отыскала среди бумаг копию какой-то рукописи для книгоиздателя Мама, то писал: "А затем, милая матушка, мне нужны летние панталоны. Бюиссон, должно быть, их уже сшил". Или сообщал: "Я пришлю тебе с дилижансом, прибывающим в среду утром, пакет, куда вложу рукопись повести для Гослена ("Луи Ламбер")... А ублаготворив Гослена, я быстро управлюсь с "Битвой"... Говори всем, кто будет приходить за деньгами, что я путешествую и возвращусь 15 августа". Между двумя поручениями он делился со своей "любезной матушкой" планами женитьбы на вдове Дербрук. К несчастью, вдовушка, о которой он грезил, не приехала в Турень, но Бальзаку (пославшему ей "Сцены частной жизни") казалось, что все обстоит хорошо: "Она прислала мне коротенькое вежливое письмецо и поблагодарила за книгу". У него чудесная способность принимать свои желания за надежный залог счастья.

Так или иначе, но брак этот не мог состояться в скором времени, а долги надо было платить немедленно. Приходилось идти на жертвы.

Бальзак - своей матери:

"Если можешь, продай лошадей; если хочешь, откажи от места Леклерку; уплати ему сперва жалованье и уволь".

Надо было выиграть полгода:

"...ибо никогда еще мое положение не было столь прочным. Рано или поздно литература, политика, журналистика, женитьба либо какое-нибудь грандиозное начинание помогут мне в конце концов разбогатеть. Нам уже немного осталось страдать. О, пусть бы я страдал один! Ведь если бы не госпожа де Берни, то за минувшие четыре года я бы уже раз двадцать потерпел полный крах. Однако теперь и ты немало страдаешь и невольно становишься одной из причин моих тайных мук... Ты просишь писать обо всем подробнее, но, милая мама, разве ты еще не поняла, как я живу? Когда я в состоянии писать, то сижу над рукописями; когда же не пишу, то обдумываю будущие произведения. И всякий раз, когда какое-нибудь дело, обязательство, привязанность не дают мне написать лишнюю страницу, для меня это просто гибель".

Бальзак был прав. Извольте создавать воображаемый мир, когда мир реальный постоянно вторгается, напоминает о себе неприятностями и упреками! Но и несчастной, пожилой и больной женщине, которая делала все, что было в ее силах, и которую сын непрерывно тормошил, приходилось нелегко.

Бальзак - своей матери, 19 июля 1832 года:

"Нынче утром я уже собрался было мужественно приняться за работу, как вдруг прибыло твое письмо и совершенно выбило меня из колеи, обидно до слез. Неужели ты думаешь, что художник может целиком отдаваться творческим замыслам, если вдруг ему живо напомнить о всех его невзгодах, как это сделала ты? Неужели ты думаешь, что, если бы я сам не помнил о них, я работал бы с таким неистовством?. Прощай... Прощай!.."

Госпожа Бальзак до такой степени обескуражена тем, что творится в доме ее сумасбродного сына, что Лора Сюрвиль вынуждена вмешаться, она просит Оноре поберечь мать. Бальзак, добрый по натуре, растроган до слез, во всяком случае на то время, пока пишет письмо.

Бальзак - Лоре Сюрвиль, 20 июля 1832 года:

"Бедная матушка! Поверь, у меня просто сердце кровью обливается, как подумаю, что она болеет и страждет. Это-то и придает мне мужество, заставляет работать с адским упорством... Беда только, что она наделена не меньшим воображением, чем я: минутами она видит только нужду и трудности, а минутами - только триумф. Ну да я ей все прощаю и люблю ее больше, чем когда бы то ни было. Передай ей это, милая Лора; вот я пишу тебе эти строки, а на глаза у меня навертываются слезы".