Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Пруста, который был столь же велик, как и Бальзак, и знал "Человеческую комедию" до мельчайших подробностей, конечно, не могло удивлять, что это огромное творение создано за одну короткую, трудную и нередко заурядную жизнь. Вильпаризи было не лучше Иллье; тетя Леони могла бы принадлежать к "небесному семейству"; жизнь в мансарде на улице Ледигьер была не более одинокой, чем в комнате на бульваре Осман, обитой пробкой. "Те, что создают гениальные произведения, не принадлежат к людям, которые ведут изысканную жизнь". С того дня, как Оноре де Бальзак, прибегнув к транспозиции, сумел показать миру пристальный и тяжелый взгляд своей матери, свои обиды нелюбимого ребенка, свое чтение книг под лестницей в Вандомском коллеже, впервые уловленный им "аромат женщины", неудачи своего зятя, гнусные махинации ростовщиков, свои "утраченные иллюзии" и восторги творчества, мозг его вскормил целый мир. И этот мир поглотил его жизнь он умер еще молодым. Но кто не хотел бы быть Бальзаком?

ПРИЛОЖЕНИЕ I

В 1907 году Октав Мирбо включил в свой роман "628-Е-8" гнусную и скандальную главу о смерти Бальзака. Он утверждал, приводя всякие непристойные и безобразные подробности, что во время агонии своего мужа Ева де Бальзак находилась в соседней комнате в объятиях художника Жана Жигу. Об этом "открытии" сообщала статья в газете "Тан", Анна Мнишек выразила решительный протест против подлой клеветы. Она написала в газету "Тан": "Ко времени смерти господина де Бальзака моя мать даже и не знала господина Жигу, я сама его представила ей через два года после смерти моего отчима". Утверждения Анны Мнишек были правдой, и Октаву Мирбо, заявлявшему, что он слышал эту историю от самого Жигу (якобы рассказывавшего ее у Родена), пришлось весьма жалким образом отступить и выбросить из романа указанную главу под тем предлогом, что он не хочет "омрачать последние годы жизни старой женщины".

На самом-то деле он уничтожил главу потому, что иначе ему пришлось бы отвечать перед судом в двух грозивших ему процессах о диффамации, которые ей проиграл бы, так как не имел и тени доказательств, а книга его была бы изъята из продажи. Он сослался на свидетельство Виктора Гюго, но у Гюго в "Виденном" сказано только, что во время его посещения умирающего "госпожа де Бальзак ушла к себе", а это было вполне естественно, так как она, вероятно, совсем измучилась.

Поль Лапре, хранитель музея Жана Жигу в Безансоне, писал в газете "Жиль Блаз": "Я сорок лет был неразлучен с господином Жигу и честью своей заверяю, что никогда за эти долгие годы не слышал, чтобы он рассказывал ту историю, о которой говорит господин Мирбо... Кстати сказать, Жигу познакомился с госпожой де Бальзак лишь после того, как она овдовела, и я могу это доказать при помощи их переписки, находящейся в моем распоряжении". Другой друг Жана Жигу, Ульрик Ришар-Дезекс, тоже разоблачил "беспрецедентную гнусность", допущенную Мирбо. Единственным человеком, осмелившимся после смерти Анны Мнишек поддерживать "ужасный рассказ, выдуманный Мирбо от первого до последнего слова.", как писал Марсель Бутерон, был Шарль Леже, весьма легкомысленный человек, которому мы обязаны многими ложными сведениями о графине Гидобони-Висконти и других.

ПРИЛОЖЕНИЕ II

Меньше чем через год после смерти Бальзака (28 июня 1851 года) газета "Мод" сообщила:

"В ближайшее время в "Мод" будут опубликованы "Письма к Луизе" господина де Бальзака. Эти письма, в количестве двадцати трех, никогда прежде не издававшиеся, обращены автором "Евгении Гранде" к одной из самых элегантных женщин современного общества. Они представляют собою любопытную страницу сердечного романа знаменитого романиста. Читая "Человеческую комедию", люди будут восхищаться писателем, а по этим письмам они будут изучать его как человека. У нас в руках находятся подлинники всех двадцати трех писем".

Возмущенная Ева де Бальзак написала своей свекрови: "У меня на руках новый судебный процесс - против газеты "Мод", которая купила интимную переписку нашего бедного Оноре с какой-то прекрасной дамой, которая прежде продавала ему свою благосклонность, а теперь торгует его письмами..." Вспомним, что отношения Бальзака с таинственной Луизой оставались чисто эпистолярными и что корреспонденты никогда не встречались. Луизу, таким образом, нельзя было обвинять в том, что она "продавала свою благосклонность". Но "некий господин Лефебр", располагавший двадцатью тремя письмами Бальзака, а также рукописью рассказа "Дело об опеке" и правленными корректурными оттисками романа "Лилия долины" (которые Бальзак когда-то послал своей таинственной поклоннице), действительно продал эти документы за три тысячи франков Филиасу Нивару, издателю газеты "Мод".