Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

В этот же самый день Барбе д'Орвильи писал:

"Эта смерть - подлинное бедствие в нашей интеллектуальной жизни, и среди всех утрат, постигших нашу эпоху, с ней можно сравнить только смерть лорда Байрона Действительно, Байрон, как и Бальзак, умер, вступив в пору зрелости и полного расцвета своего дарования, оставив, как и Бальзак, свое творение незавершенным. Не закончена поэма "Дон Жуан", не закончена и другая, быть может, более великая поэма - "Человеческая комедия", написана только половина ее. Вальтер Скотт угас спокойно, как солнце, закатившееся после ясного и долгого дня... Гете, этому любимцу судьбы, при жизни ставили мраморные статуи в годы его старости, которая была как бы предвестником его бессмертия. Но Бальзак был сражен на середине жизненного пути, в расцвете творческих сил и замыслов..."

Самый заядлый его враг, Сент-Бев, 2 сентября в "Беседах по понедельникам" в первых же строках заявил, что отныне в его суждениях о творчестве Бальзака не будет никакого личного неприязненного чувства.

"Кто лучше его изображал стариков и красавиц времен Империи? А главное - кто дал более очаровательные портреты герцогинь и виконтесс последних лет Реставрации, этих "тридцатилетних женщин", которые уже появились в обществе и в смутной тоске ждали своего художника?.. Кто, наконец, лучше него ухватил в натуре и передал во всей его полноте тип буржуа, восторжествовавшего при Июльской монархии?.. Каким бы быстрым и великим ни был успех господина де Бальзака во Франции, успех его, пожалуй, был еще больше и бесспорнее в Европе... В Венеции, например, одно время в обществе люди брали себе имена главных персонажей Бальзака и даже хотели играть их роли. Целый сезон там видали только Растиньяков, герцогинь де Ланже, герцогинь де Мофриньез, и нас уверяют, что некоторые актеры и актрисы этой комедии стремились сыграть до конца взятую на себя роль..."

Считая, что для очистки совести вполне достаточно этих похвал, Сент-Бев не мог отказать себе в удовольствии вытащить из потайного шкафчика несколько различных ядов, правда, в растворах несмертельной концентрации. Вскоре после смерти Бальзака он заявляет, что не может принять "его стиль, жеманный и вызывающий, нервирующий, подрумяненный, с подрисованными жилками всех оттенков, стиль чарующий и развращающий, чисто азиатский, как говорили наши мастера", а также не может он принять и явную слабость господина де Бальзака ко всякого рода Сведенборгам, Месмерам, Калиостро. По словам Сент-Бева, он считал нужным сказать все это ради того, чтобы "само наше восхищение и наша дань уважения и скорби по отношению к писателю такого чудесного таланта не переходила бы дозволенных границ". Мимоходом он утверждал, что Жорж, Санд гораздо крупнее как писатель, чем Бальзак. Можно надеяться и верить, что-эти слова покоробили Жорж Санд.

Надо коротко указать, что сталось с второстепенными действующими лицами этой драмы. Госпожа Бальзак-старшая ("бабуся", как ее звали внучки) могла еще четыре года баловать свою дорогую Лору и высмеивать Сюрвиля, своего зятя. Она любила навещать дочь, когда обязанности инженера удерживали Сюрвиля где-нибудь далеко - на канале, который он прокладывал, на каких-нибудь прудах, которые он рыл, у моста, который он строил. "Старый кот ушел, старой мыши раздолье", - писала она своим образным языком. Она по-прежнему "портила себе кровь", играла в вист, лакомилась засахаренными дольками апельсинов, поздравляла родственников с годовщинами, именинами и всякими праздниками и умоляла сноху: "Скажите мне, что вы всегда будете любить свою бедную свекровь в память о том, кто был нам так дорог... Мне нужно заплатить доктору, купить дров, отдать за квартиру, а денег у меня только-только чтобы протянуть до 1 февраля..." Надо отметить, что вдова Бальзака не допускала, чтобы его мать в чем-нибудь нуждалась.

У Лоры по семейной традиции нередко "бывали расстроены нервы". На ее красивые сказки совсем не было спросу в книжных лавках; ее муж, слишком "инженеристый инженер", больше замышлял, чем осуществлял. В последнем своем коротком письме "дорогая бабуся" писала, что она "от всего материнского сердца целует в лоб свою милую дочь". 1 августа 1854 года госпожа Бальзак-старшая сошла со сцены мира сего. Финансовые дела семейства Сюрвилей все больше приходили в расстройство. Эжен Миди де ла Гренере, именуемый Сюрвиль, умер в 1867 году, оставив после себя актив в 111918 франков, но, несомненно, пассив превосходил эту сумму, так как вдова и дочери отказались от наследства. Прелестная Софи вышла замуж за Жака Малле, вдовца, который был старше ее на двадцать лет; вскоре он исчез из дому и больше не подавал признаков жизни; брошенной жене пришлось поступить гувернанткой в семейство Мартен дю Нора, бывшего депутата парламента. Валентина Сюрвиль, вышедшая замуж за адвоката Луи Дюамеля (который стал секретарем президента Жюля Греви), умерла в 1897 году. Злополучный Анри де Бальзак так и не узнал, что его незаконный отец завещал ему в наследство 200000 франков золотом; Анри умер в нищете в военном госпитале Дзаудзи 11 марта 1858 года, за два месяца до смерти своего отца Жана Маргонна.