Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Верховня, 22 марта 1849 года:

"Дорогая матушка! Если кто-нибудь бывал когда-либо изумлен, то, конечно, тот пятидесятилетний мальчик, к которому было обращено твое письмо, где перемешаны "вы" и "ты", - письмо от 4 марта, полученное мною вчера... Не желая получить другое письмо в том же духе, скажу тебе, что я посмеялся бы над ним, если б оно не принесло мне глубокого огорчения, ибо я вижу в нем полное отсутствие справедливости и полное непонимание нашего с тобой положения. Тебе, однако, следовало бы знать, что если мух не ловят на уксус, то уж тем более не привлечешь этой неприятной кислотой женщину. По воле рока твое письмо, нарочито сухое и холодное, попало мне в руки как раз в ту минуту, когда я говорил, что в твои годы тебе следует жить в достатке и что Занелла должна оставаться при тебе, что я не успокоюсь до тех пор, пока ты не будешь иметь, кроме 100 франков пенсиона ежемесячно, еще и оплачиваемую мною квартиру и 300 франков на Занеллу... И вот надо же! Когда я, как ты сама признаешь, говорил по поводу этих вещей совершеннейшую правду... мне подают твое письмо - в моральном плане оно произвело на меня впечатление того пристального и злобного взгляда, каким ты устрашала своих детей, когда им было по пятнадцать лет. Но, к сожалению, в пятьдесят лет подобные приемы уже не действуют на них.

Кроме того, особа, которая может составить мое счастье, единственное счастье жизни бурной, трудовой, тревожной, полной превратностей, той жизни, которую я с юности и до сей поры веду в постоянной нищете, - это ведь не ребенок, не восемнадцатилетняя девочка, ослепленная славой, или прельстившаяся богатством, или покоренная чарами красоты. Ничего этого я не могу ей дать. Этой особе уже за сорок лет, и она перенесла много испытаний. Она очень недоверчива, и обстоятельства жизни усилили ее недоверчивость... Вполне естественно, что при том расположении мыслей, в каком я знаю ее уже десять лет, я сказал ей, что она ведь не вступает в брак с моими родными, что в полной ее воле будет видеться или не видеться с ними, а сказать так меня побудили честность, деликатность и здравый смысл.

Я не скрыл этого условия ни от тебя, ни от Лоры. Однако даже это обстоятельство, вполне естественное, показалось вам подозрительным, и вы сочли его только предлогом или каким-то дурным замыслом с моей стороны, желанием возвыситься, аристократничать, бросить своих близких и т.д. ...А между тем это чистейшая и единственная правда... Неужели ты думаешь, что твои письма, где ты наспех бросишь мне несколько ласковых слов, мне, который должен бы стать для тебя предметом гордости, а особенно письма, подобные тому, какое я получил вчера, могут привлечь к новой семье женщину такого характера и такой опытности?..

Я, конечно, не прошу тебя притворно выражать чувства, которых у тебя нет, - ведь только Богу да тебе известно, что с самого моего рождения ты отнюдь не душила меня поцелуями. И ты хорошо делала, ведь если бы ты любила меня, как своего обожаемого Анри, я, вероятно, стал бы таким же, как он, и в этом смысле ты была для меня хорошей матерью. Но я хотел бы, чтобы у тебя появилось сознание своих интересов, которого у тебя никогда не было, и чтоб ты хоть ради них не мешала бы моему будущему, я уж не говорю - моему счастью..."

Бальзак дивился слепоте своих родных. Как! У него такие серьезные шансы жениться на богатой и знатной женщине чудесной доброты, женщине, которой восторгается вся Россия и которая в Париже пользовалась бы большим весом и, занимая в свете видное положение, помогла бы выдать замуж обеих девиц Сюрвиль, а мать в угоду своему высокомерному характеру все готова испортить? Неужели Лора не понимает, что для госпожи Ганской ничего нет проще, как распроститься с Бальзаком и с его августейшей фамилией? Не делает этого госпожа Ганская потому, что ее дети и она сама все больше восхищаются Бальзаком. И неудивительно, что их возмущает, отчего его собственные родные не выказывают ему такого же уважения.

Бальзак - Лоре Сюрвиль:

"Не поворачивай в дурную сторону все, что я тебе говорю. Я говорю от чистого сердца и хочу тебе разъяснить, как вам надо себя вести в вопросе о моей женитьбе. Так вот, дорогая детка, надо действовать осторожно, обдумывать каждое слово, каждый свой поступок. В общем, если я окажусь в чем-либо неправ в этом длинном письме, не надо за это на меня сердиться; прими из моих советов то, что сочтешь верным, и главное - сожги письмо, и больше о нем говорить не будем. То же самое я рекомендую сделать и маме... Пожалуйста, запомни хорошенько, что у меня нет ни малейшего желания помыкать своими родными, быть самодержцем, требовать повиновения... Я хотел бы только, чтобы мои близкие не делали ошибок; если мои советы идут наперекор здравому смыслу, не станем больше говорить об этом... Я жажду лишь одного: полного спокойствия, семейной жизни и более умеренного труда, чтобы завершить "Человеческую комедию".