Болеслав Прус - Анелька

"Бесовское наваждение, - решил Заяц. - Не миновать беды!"

Он не чаще чем раз в несколько лет выезжал из своей глуши, и кареты были ему знакомы так же мало, как законы оптики.

Между тем дама вошла в дом, а камердинер ее остановился на пороге.

Жена Зайца только что начала в третий раз заговаривать болезнь Анельки, как шуршание длинного шлейфа привлекло ее внимание. Она обернулась и обомлела, увидев в комнате незнакомую пани, от которой так и веяло "ясновельможностью".

Не обратив внимания на удивленную хозяйку, пани подошла к Анельке и с выражением непритворного сострадания на еще красивом, хотя и несколько увядшем, лице взяла девочку за руку.

- Анельця! - сказала она ласково.

Анелька вскинулась, как подброшенная пружиной, и села на постели, уставив блуждающий взгляд на незнакомку. Она словно собирала разбегавшиеся мысли, пыталась что-то вспомнить, но не узнавала ее. Появление этой дамы, впрочем, не удивило Анельку - быть может, она приняла ее за одно из видений, являвшихся ей в бреду.

- Анельця! - повторила дама.

Девочка улыбнулась ей, но молчала.

- Горячка... не в себе она, - шепотом пояснила Ягна.

Дама, увидев кружку с водой, намочила свой батистовый платочек и вытерла Анельке лоб и виски. Потом сложила мокрый платочек и положила его на голову больной.

Холод на минуту вернул Анельке сознание, и она заговорила:

- Вы - наша бабушка? Или еще другая тетя? Вас мама прислала?

Дама вздрогнула.

- Я приехала за вами. Поедешь со мной?

- А куда? К маме? Или домой, в усадьбу? Мне так хочется в наш сад. Здесь холодно...

- Чего же ты плачешь, детка? - спросила дама, нагнувшись к ней. Она тут же отшатнулась, когда в лицо ей ударило горячее дыхание больной. Но, глянув в белое, облитое лихорадочным румянцем лицо Анельки, в ее большие кроткие и печальные глаза, подумала о безмерном несчастье, постигшем этого ни в чем не повинного ребенка, и не могла удержаться от слез.

Анелька закрыла глаза. Казалось, она дремлет, утомленная разговором. Дама опять намочила платок и положила ей на лоб, затем вышла в сени.

- Кшыстоф, - сказала она камердинеру, - сейчас же садись в бричку и поезжай домой.

- Слушаю, вельможная пани.

- Пусть поставят кровать в той гостиной, что окнами в парк. Пошли в местечко за лекарем и вызови телеграммой из Варшавы еще одного - управляющий даст тебе адрес.

Камердинер поклонился, но не уходил, желая, видимо, высказать свое мнение.

- Ты хочешь мне что-то сказать?

- Да. Я полагаю, что вельможной пани нельзя здесь оставаться одной, без всяких услуг, - важно изрек Кшыстоф.

- Да ведь мы все отсюда уедем, как только больная немного успокоится.

- Не пристало вельможной пани возить больных, это дело докторов и монашек.

Дама покраснела и с минуту была в нерешимости, словно признавая авторитет Кшыстофа в таких вещах. Но вместе с тем ей не нравились эти замечания, и она ответила сухо:

- Делай, что я сказала.

- Раз вельможная пани велит, я поеду, но снимаю с себя всякую ответственность, - сказал Кшыстоф, чопорно поклонившись. - Однако лошадям надо дать отдохнуть.

Пани вернулась к Анельке, раздумывая, почему ей неприлично ухаживать за больными. Она села у топчана и растроганно всматривалась в лицо девочки.

"Как она похожа на него! - мысленно говорила она себе. - Тот же рот... Да, видна его кровь... Бедный! Я постараюсь вознаградить его за все, что он выстрадал".

В ее воображении встал красивый отец Анельки, и теперь она уже без колебаний решила ухаживать за больной. Ведь это его ребенок, она это сделает для него!

Кучер, замотав вожжи, спустился с козел торжественно, как небожитель, сошедший с небес в нашу юдоль слез, и, по привычке всех кучеров, сложил руки на животе. Кшыстоф подошел к нему, поглаживая холеными пальцами свои английские бакенбарды.

- Вот так имение! - сказал кучер презрительно, кивком головы указывая на облезлую избу.

Кшыстоф с высокомерным состраданием поднял брови и, уставившись на одну из блестящих пуговиц его ливреи, сказал:

- Судьба играет человеком, как хочет! Верите ли, я здесь чувствую себя заброшенным в какие-то Гималаи!

- Вы, наверное, здорово скучаете по Варшаве?

Пан Кшыстоф махнул рукой.

- И по Парижу, Вене и так далее! Но что поделаешь? Вот бывший мой пан сейчас в Африке. Если он может жить там, так я могу жить здесь.

Наступило молчание.

- И стоит нашей пани гоняться за таким помещиком! - Кучер подбородком указал на хлев.

Но Кшыстоф возразил, подумав: