Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Она позвонила и велела позвать панну Марту. Когда хозяйка вошла на цыпочках, жеманясь, как пансионерка, пани Ляттер спросила:

- Ну как, еврей пришел?

- Какой еврей? - спросила панна Марта. - Фишман?

- Да, Фишман.

- Я думала, он уже ненадобен, - опустив глаза, прошептала хозяйка.

Пани Ляттер была вне себя от изумления.

- Это почему же? - в гневе спросила она. - Ведь вчера после обеда я просила привести его ко мне... Уж не думаете ли вы, что ночью я выиграла в лотерее?

- Сейчас позову, - смущенно сказала хозяйка, присела, как пансионерка, и вышла.

"Что бы это могло значить? - думала пани Ляттер. - И какие гримасы строит эта кухарка? Неужели они уже знают о возвращении мужа и о деньгах?"

Она позвала Станислава и строго сказала:

- Слушайте, посмотрите-ка мне в глаза.

Седой лакей спокойно выдержал ее огненный взгляд.

- Кто-то... роется здесь в моих бумагах, - объяснила пани Ляттер.

- Это не я, - ответил он.

- Надеюсь. Можете идти.

"Все они за мной шпионят, - говорила про себя пани Ляттер, быстрыми шагами расхаживая по кабинету. - Он тоже. Я не раз ловила его на том, что он подслушивает. Уверена, что и вчера он подслушивал, но мы говорили по-французски".

- Бедная я, несчастная! - произнесла она вполголоса, хватаясь за голову.

Затем она вышла в спальню и выпила рюмку вина, вторую за нынешний день.

- Ах, как оно успокаивает! - прошептала она.

В первом часу дня пришел Фишман. Это был старый сутуловатый еврей в длинном сюртуке. Он низко поклонился пани Ляттер и исподлобья стал рассматривать меблировку.

- Мне нужны на месяц шестьсот рублей, - сказала пани Ляттер, чувствуя, что кровь ударила ей в голову.

- Когда они нужны вам? - спросил он после раздумья.

- Сегодня, нет, завтра... дня через два.

Еврей молчал.

- Что это значит? - в удивлении спросила пани Ляттер.

- Сейчас у меня нет шестисот рублей, я получу их разве только недели через две.

- Зачем же вы сюда явились?

- Знакомый есть у меня, он бы и сегодня ссудил вас деньгами, да он залога потребует, - ответил еврей.

Пани Ляттер вскочила с кресла.

- Ты что, с ума сошел? - крикнула она. - Под мою подпись я не получу шестьсот рублей? Разве ты не знаешь, кто я?

Фишман смешался и сказал примирительным тоном:

- Вы ведь знаете, я не раз давал деньги под вашу подпись. Но сегодня у меня нет, а знакомый требует залога.

Пани Ляттер отшатнулась и уставилась на Фишмана, не понимая, что он говорит.

- Под чью подпись? - спросила она.

- Да вашу же, пани Каролины Ляттер, вы же давали поручительство за пана Норского.

У пани Ляттер потемнело в глазах. Она схватила вдруг Фишмана за лацкан сюртука и крикнула хриплым голосом:

- Лжешь! Лжешь!

- Как? - воскликнул он в негодовании. - Вы не давали поручительства по векселям Норского?

Пани Ляттер побледнела, заколебалась, но через минуту сказала решительным голосом:

- Да, я не раз давала поручительство по векселям моего сына. Я только не помню вашей фамилии.

Фишман посмотрел на нее воспаленными глазами.

- Это все равно. Векселя я покупал.

- У вас еще есть векселя? - спросила она тише.

- Нет. Двадцать пятого марта пан Норский выкупил последний.

- Ах, вот как! На какую сумму?

- Триста рублей.

- Гм. Когда был выставлен вексель?

- В январе, - ответил еврей.

- Ах, тот! Я не знала, что вы берете такой высокий процент.

Еврей с жалостью смотрел на нее. Вексель был не на триста, а всего лишь на двести рублей, и выставлен не в январе, а в конце февраля. Стало быть, пани Ляттер ничего не знала и, следовательно, не давала своего поручительства.

- Бывает, - пробормотал он.

- Что?

- Что поручитель не знает фамилии кредитора. Какая разница, были бы деньги заплачены, - сказал Фишман.

Пани Ляттер тяжело вздохнула.

- Можете идти, - сказала она.

- А как с шестьюстами рублями, которые вы хотели занять?

- Я не дам залога.

- Может, я к завтрашнему дню достану без залога, - сказал он. - Я зайду завтра.

Он вышел, оставив пани Ляттер в остолбенении. Если бы не запах старой замазки, который еще слышен был в кабинете, она не поверила бы, что минуту назад здесь был человек, который держал векселя ее сына с ее поручительской подписью.

То, в чем она подозревала второго мужа, сделал ее сын, ее обожаемый сын, на которого она возлагала последние надежды, чьи великие подвиги и слава должны были вознаградить ее за все страдания, которые она вынесла за свою горькую жизнь.

Думая об этом, она не ощутила обиды на Казимежа.