Мадзя поднялась со стула.
- Так вот как! - сверкая глазами, сказала она. - Стало быть, хорошая, умная женщина должна погибать только потому, что она споткнулась? Вы только посчитайте, скольким людям она дает работу! Ну хотя бы вот нам с вами...
Панна Марта подбоченилась.
- Сразу видно, какая вы, панночка, отсталая! Хо-хо! Правильно говорит панна Говард. Что это пани начальница милость нам оказывает, что платит за тяжелый труд? - рассуждала она, размахивая рукой. - А себе она сколько платила? Вы получаете пятнадцать рублей за восемь часов, я пятнадцать за целый день, а пани начальница получала триста, пятьсот и даже шестьсот рублей в месяц чистоганом. А много она за эти деньги потрудилась? Столько, сколько вы или я?
- Но ведь это ее пансион.
- Ну, и что же? А разве у вас не может быть пансиона? И разве нет таких начальниц, которые днем учат детей, а ночью чинят себе башмаки и платья? Что же это, классные дамы, да хоть бы и я - крепостные, а начальница - наша помещица? Почему это она должна получать больше, чем все мы вместе? А если она, при таких-то доходах, вот-вот обанкротится, так я еще должна плакать о ней? Я женщина такая же, как и она: у меня тоже могли быть дети, и я тоже сумела бы сидеть в бархатных креслах. Равенство так равенство!
- Вы горячитесь, - прервала ее Мадзя.
- Нет, панночка, - уже спокойнее сказала хозяйка. - Только сердце у меня болит, глядя на такую несправедливость. Я вон всю кожу себе с рук содрала, учительницы грудь себе надрывают, ничего-то у нас нет, и никто нас не жалеет. А пани начальница тысячи тратит в год, губит пансион, не думает о том, что с нами будет, и мы же не имеем права подумать о себе? Ах, панночка, не откладывайте лучше дела в долгий ящик да сходите к Малиновской, а то, неровен час, останетесь и без своего жалованьишка.
- Боже мой, боже мой! - проговорила Мадзя как бы про себя. - Сколько она воспитала учительниц, так хорошо они зарабатывают, столько ее учениц замуж повыходили за богатых, столько их при больших деньгах, и никто ей не поможет...
- Все они пани Ляттер платили за ученье, - прервала ее панна Марта. Да и как они могут помочь ей: складчину устроить, что ли? Да и не все такие, как панна Сольская, которой ничего не стоит дать шесть тысяч. Нам никто и шести злотых не даст.
Видя, что Мадзя хочет уходить, хозяйка схватила ее за руку.
- Только, панночка, - сказала она Мадзе, - никому ни слова не скажете?
- Кому же я могу сказать, дорогая панна Марта? - ответила Мадзя, пожав плечами, и простилась с хозяйкой.
"Как страшен мир! - думала она, поднимаясь наверх. - Пока у человека деньги, все падают перед ним ниц, но стоит ему обеднеть, и в него бросают каменья!"
Разговор с панной Мартой произвел на нее огромное впечатление. Она не хотела этому верить, однако за какой-нибудь час пани Ляттер упала в ее глазах. До сих пор она казалась ей полубожеством, владычицей, исполненной мудрости и таинственного величия; а сегодня пелена спала у Мадзи с глаз, и она увидела женщину, обыкновенную женщину, такую же, как панна Малиновская, даже как панна Марта, только более несчастную, чем они.
Вместо страха перед начальницей появилось сочувствие к ней и жалость. Представив себе пани Ляттер лежащей на диване, Мадзя силилась отгадать, о чем может думать женщина, которая трепещет за судьбу своих детей и не знает, чем накормить завтра учениц.
"Я должна спасти ее! - сказала себе Мадзя. - Надо написать Аде".
Но тут ее взяло сомнение. Во-первых, Ада уже одолжила пани Ляттер шесть тысяч, о чем было известно даже в пансионе. Во-вторых, еще перед рождеством она выражала опасение, как бы брат ее не влюбился в Элену, и сегодня, когда так оно и вышло, как она думала, - а разговоры об этом тоже шли в пансионе, - Ада могла утратить дружеские чувства и к Элене и к ее матери.
- Да, да! - прошептала Мадзя. - Ада недовольна; это видно по ее письмам.
Письма панны Сольской к Мадзе были краткими, писала она редко, и, хотя таилась, в письмах ее чувствовалась горечь и неприязнь к Эленке.
"Элена играет сердцами", - писала Ада в одном из писем. "Она кокетничает напропалую со всеми мужчинами", - писала Ада в другом письме. А в последнем, полученном две недели назад, Мадзя прочла следующие строки: "Иногда я с отчаянием думаю о том, что Стефан не будет счастлив".
"Нет, при таких обстоятельствах не стоит просить помощи у панны Сольской".
И вдруг Мадзе пришло в голову, что опекуном Эленки и ее семьи, естественно, является сам пан Сольский.
"Если он любит Эленку и хочет на ней жениться, - говорила она себе, то не допустит ее мать до банкротства. Нет, он даже обидится, если я ему не напишу".
Читать дальше