Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

Мадзя машинально пила кофе, аппетит у нее пропал.

- Я вас плохо понимаю, - прошептала она.

- Сейчас я вам все растолкую, - прервала ее панна Марта. - А что, хороши сухарики? Эленка не может работать, ей замуж надо за богатенького, мать из нее барыню воспитала, что ж, на тебе, Элюня, пару сотенок, езжай за границу, лови пана Сольского! Казик распутничал тут девять месяцев, бежать ему надо из Варшавы, на тебе, Казик, тысячу с хвостиком, потому и ты большой барин. Хлоп, хлоп, направо и налево и - нет денег за помещение!

Мадзя, держа в руках сухарик, задумалась.

- Странно, - прошептала она.

- Что? - спросила панна Марта.

- Вы говорите то же, что Малиновская.

- А вы откуда знаете? - с любопытством спросила хозяйка, наклоняясь к Мадзе.

- Я у нее была.

- Ах, вот оно что! И вы, панночка, были? Так, так, всякий должен о себе подумать. Мадам Мелин тоже была, и панна Жаннета завтра должна пойти.

- К Малиновской? Зачем? - воскликнула Мадзя.

- За тем же, за чем мы все ходили.

- Вы тоже?

- А что, я хуже других? - возмутилась панна Марта. - Пани Ляттер вот-вот обанкротится, все вы спасаетесь, почему же я должна оставаться без куска хлеба? Ведь я верой и правдой служила, да не только пансионеркам, а и панне Элене и пану Казимежу. За что же мне погибать?

- Но я с панной Говард давно была у Малиновской и совсем не просила у нее места, - оправдывалась оскорбленная Мадзя.

- Да? Ну тогда ступайте к ней завтра же и просите. Так нельзя. Там уже записалось человек тридцать в классные дамы и человека четыре - на место хозяйки.

Мадзя уронила сухарик, отодвинула чашку с недопитым кофе и, скрестив руки, сказала:

- Боже, боже! Что же это вы делаете? Ведь вы убиваете пани Ляттер!

- Тише, тише! - успокаивала ее панна Марта. - Убиваем! Нет, не мы ее убиваем, а она сама себя погубила. Господи боже мой, имея такие доходы, за пятнадцать - двадцать лет можно было отложить про черный день. А она все тратила на дом, на шик, на детей. Да один пан Казимеж стоил ей добрых пятнадцать тысяч. Все сожрал, вот теперь и нет ничего.

- Откуда вы знаете, что нет ничего?

- Откуда? Да я все знаю, на то я и хозяйка! Я надеялась, что мы хоть за помещение заплатим и протянем кое-как до праздников, какое там! В кассе пусто, так что пани посылала меня вчера туда, напротив, к Шлямштейну.

- Кто это?

- Ростовщик, панночка, ростовщик! - тряся руками, говорила панна Марта. - Но и он уже не хочет давать. Как попрошайку встретил меня. Когда вам, говорит, было хорошо, так вы с Фишманом имели дело, ну, и сейчас к Фишману ступайте. Я, понятное дело, хлопнула дверью у мерзавца перед носом; но только мне тут же пришло в голову, что пани начальница уже не первый день по ростовщикам ходит. А Згерскому мы разве не должны пять тысяч? Ого-го! Он даже условие написал, что вся мебель пани начальницы, все парты, шкафы, классные доски - все его.

- Это Згерский-то? - спросила Мадзя.

- Он самый! Ну и дока! С одной моей знакомой - у нее модная лавка - за тысячу рублей получает полтораста годовых; другой - у нее деревенская лавка - занял полтысячи, а годовых берет сто! Иисусик! Тоже заработок себе придумал, дает в долг только бабам, у кого свое дело есть, они, говорит, самые надежные плательщики. И верно! Баба недоспит, недоест, а проценты заплатит, да вдобавок за ней или за ее дочками и приударить можно. Шельмы мужики, верно говорит панна Говард.

Мадзя смотрела в окно и думала.

- У пани Ляттер, - сказала она, - временные затруднения. После каникул...

- Что после каникул? - прервала ее хозяйка. - После каникул у нас может не остаться ни одной ученицы.

- Да, если им кое-кто станет нашептывать, - отрезала Мадзя, испытующе поглядев на экономку.

Панна Марта рассердилась, но ответила Мадзе, не повышая голоса:

- Ей-ей, панночка, у вас нет ни глаз, ни ушей! Сколько девочек выбыло у нас в этом году, а ведь им никто ничего не нашептывал. Пансион потерял свою славу - вот в чем все дело. Для одних он слишком дорог, для других плохо поставлен. Вы думаете, скандал с Иоасей или с Дембицким послужил пансиону на пользу?

- В этом панна Говард виновата.

- Басни! - махнув рукой, возразила хозяйка. - С Иоасей пан Казимеж виноват, а с Дембицким - панна Элена, она ведь с ним поругалась. Дети, дети сделали все! Избалованные, изнеженные, а пани Ляттер не может справиться с ними. Нельзя было разрешать сыну шашни заводить с классной дамой, а Иоасю, как вернулась ночью в пансион, так сразу и надо было уволить. Надрала бы пани начальница вовремя уши Эленке за Дембицкого, а не косилась бы на него, так и он не ушел бы. Ну, не грех ли? Такой был учитель...