Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Восемь рублей, милая барышня. Да еще за устройство ребенка, да фельдшеру, который десяти докторов стоит, да за мои труды, что вот бегаю за вами битых два дня...

Несмотря на все эти жалобы пани Туркавец производила впечатление неплохой женщины. Мадзя дала ей десять рублей, за что сия почтенная особа поцеловала девушке руку и выразила готовность исполнить любое приказание.

- Где панна Стелла? - спросила Мадзя.

- Вот здесь, я отвела ей отдельную комнатку. Я, милая барышня, как увижу особу с образованием, душу за нее готова положить. Какая-нибудь Каська или Марыська, милая барышня, так те где угодно управятся и на другой день уж на работу пойдут. Но дама с образованием... Ах, барышня! У меня здесь случается и графини живут... А что особенного? Конь о четырех ногах и тот спотыкается. Так и в этих делах. Сюда, сюда, барышня. Вот господь бог и сжалился над бедняжкой хоть в последнюю минуту!

- Она так опасно больна?

- Э, милая барышня, что тут долго разговаривать! Не сегодня-завтра богу душу отдаст! Если бы это богатый человек так занемог, так тут бы уже от трех похоронных заведений прибежали люди: дорогая пани Туркавец, вы смотрите, если того... сразу меня известите, не пожалеете! А когда помирает бедняк, так даже факельщик и тот охотнее стал бы мусор возить. Ах, милая барышня, тараторила почтенная дама, снова целуя Мадзе руку, - бедняка даже мать сыра земля принимать не хочет, пройдет годик-другой, и косточки его на сахарный завод забирают. Верьте слову, барышня, как узнала я об этом, так с тех пор пью чай без сахара...

Разглагольствованиям пани Туркавец, казалось, не будет конца; она болтала, стоя на крутой лестнице, и не торопилась открывать дверь в свои апартаменты. Наконец дверь все же открылась.

Темнота, грязь, теснота и духота - таково было первое впечатление Мадзи, когда она вошла в это необычное заведение. Оглядевшись вокруг, девушка сообразила, что находится на чердаке; по обе стороны тянулись два ряда клетушек, напоминавших шалаши, которые сооружают евреи в праздник кущей.

Пани Туркавец дернула засов и открыла выдвижную, как в вагонном купе, дверцу.

Мадзя увидела каморку, где с трудом умещалась кровать и оставался такой узкий проход, что едва можно было протиснуться. В каморке было всего пол-окна (вторая половина отошла к соседней клетушке), крошечный столик был уставлен пузырьками из-под лекарств, от которых пахло спиртом, рядом стоял убогий стул. Со стены над постелью свешивались лоскутья обоев; перегородка была оклеена газетами и картинками из иллюстрированных журналов. На постели, повернув голову к окну, лежала больная.

- Это вы? - спросила больная. - Ах, какая вы добрая!

От жары и тошнотворного запаха пеленок у Мадзи закружилась голова. Конечно, ей уже случалось видеть нищету, но не такую отвратительную. Духота, стоны, доносящиеся неизвестно откуда, тихое причмокивание, за стенкой смех, а в клетушке напротив - стук посуды... И в этой обстановке женщина, вся прозрачная, как отбеленный воск, в грязном чепце и сорочке лежит под рваным одеялом, из которого торчат клочья пыльной ваты.

Оправившись от первого впечатления, Мадзя присмотрелась к больной. Действительно, это была Стелла.

- Что с вами? - спросила наконец Мадзя.

- Я больна. Ах, какая вы добрая! Ах, какая у меня к вам просьба... А это что за бутылка? Вино? Это для меня?

Стелла упала на подушку, протягивая вперед белые, как алебастр, руки.

Мадзя откупорила бутылку и подала больной чуточку вина в давно не мытой чашке.

- Еще капельку!

Мадзя подлила еще.

- Еще, еще, хоть полчашечки налейте. Она такая маленькая. Ах, какое вино! Я прямо оживаю! - С этими словами Стелла приподнялась и села на кровати, которая скрипела при каждом ее движении. На бледном лице больной появился слабый румянец, глаза заблестели, запекшиеся губы порозовели. Она казалась почти красавицей среди всей этой духоты и грязи.

В дальней клетушке послышались душераздирающие стоны.

- Сейчас, сейчас! - закричала пани Туркавец и побежала туда.

- Это ничего! - сказала с улыбкой Стелла, глядя на изумленное лицо Мадзи. Затем она схватила гостью за руку и начала шептать ей на ухо: - Вовсе я не так уж больна. Я только притворяюсь, чтобы старуха не отослала меня в больницу.

- В больнице вам было бы лучше, - заметила Мадзя.

- Если бы я могла платить!

- Найдется кому заплатить. Вас положат в отдельную палату. У меня есть знакомые монахини...

- О, если так... - сказала Стелла, по-прежнему улыбаясь. - Но тогда пусть меня отвезут в приют Младенца Иисуса. Там моя дочурка.