Болеслав Прус - Кукла

Он тряхнул головой, и видение исчезло.

"Просто меня клонит ко сну, - подумал он. - В сущности, не произошло ничего неожиданного; все это можно было заранее предугадать, и ведь я все видел... Какие пошлые разговоры она вела со мной!.. Что ее занимало?.. Балы, рауты, концерты, наряды... Что она любила?.. Только себя. Ей казалось, что весь мир существует для нее, а она создана для развлечений. Она кокетничала... да, да, бесстыдно кокетничала со всеми мужчинами; а у женщин оспаривала первенство в красоте, преклонении и нарядах... Что она делала? Ничего. Служила украшением гостиных... Единственная ценность, благодаря которой она могла достигнуть благосостояния, была ее любовь - поддельный товар!.. А Старский... что же Старский? Такой же паразит, как она... Он был лишь эпизодом в ее жизни, богатой опытом. К нему нечего предъявлять претензии: они одного поля ягоды. Да и к ней тоже... Да, она любит дразнить воображение, как настоящая Мессалина! Ее обнимал и искал медальон кто попало, даже такой вот Старский, бедняга, вынужденный за неимением дела стать соблазнителем...

Верил я прежде, что есть в этом мире

Белые ангелы с светлыми крыльями!..{335}

Хороши ангелы! Ну и светлые крылья!.. Молинари, Старский и, как знать, сколько других... Вот к чему приводит знакомство с женщинами по поэтическим произведениям!

Надо было изучать женщин не через посредство Мицкевичей, Красинских и Словацких, а по данным статистики, которая учит, что десятая часть этих белых ангелов - проститутки; ну, а если бы случилось на этот счет обмануться, то по крайней мере разочарование было бы приятным..."

В эту минуту послышался какой-то рев: наливали воду в котел или резервуар. Вокульский остановился. В этом протяжном, унылом звуке ему почудился целый оркестр, исполняющий мелодию из "Роберта-Дьявола": "Вы, почившие здесь в приютах могильных..." Смех, плач, вопль тоски, визг, безобразные крики - все это звучало одновременно, и все заглушал могучий голос, проникнутый безысходной скорбью.

Он готов был поклясться, что слышит звуки оркестра, и снова поддался галлюцинации. Ему казалось, что он на кладбище; вокруг разверстые могилы, и из них выскальзывают уродливые тени. Одна за другою они принимают облики прекрасных женщин, между которыми осторожно пробирается панна Изабелла, маня его рукою и взглядом.

Его охватил такой ужас, что он перекрестился; призраки рассеялись.

"Хватит, - подумал он. - Так я с ума сойду..."

И решил забыть о панне Изабелле.

Было уже часа два ночи. В телеграфной конторе горела лампа с зеленым абажуром и слышалось постукивание аппарата. Возле станционного здания прохаживался какой-то человек; завидев Вокульского, он снял шапку.

- Когда идет поезд в Варшаву? - спросил его Вокульский.

- В пять часов, ваша милость, - ответил человек и потянулся к его руке, словно хотел ее поцеловать. - Я, ваша милость...

- Только в пять!.. - повторил Вокульский. - Лошадьми можно... А из Варшавы когда?

- Через три четверти часа. Я, ваша милость...

- Через три четверти... - прошептал Вокульский. - Четверти... четверти... - повторил он, чуствуя, что неясно выговаривает букву "р".

Он повернулся спиной к незнакомцу и пошел вдоль насыпи по направлению к Варшаве. Человек посмотрел ему вслед, покачал головой и исчез во мраке.

- Четверти... четверти... - бормотал Вокульский.

"Язык у меня заплетается?.. Какое странное стечение обстоятельств: я учился, чтобы добыть панну Изабеллу, а выучился - чтобы ее лишиться... Или вот Гейст. Ради того он сделал великое открытие и ради того доверил мне священный залог, чтобы пан Старский имел лишний повод для своих поисков... Все она отняла у меня, даже последнюю надежду... Если бы меня сейчас спросили, действительно ли я знал Гейста, видел ли его удивительный металл я не сумел бы ответить и даже сам сейчас не вполне уверен, не обман ли это воображения... Ах, если б я мог не думать о ней... хоть несколько минут...

Так вот же не буду о ней думать..."

Была звездная ночь, чернели поля, вдоль полотна горели редкие сигнальные фонари. Бредя вдоль насыпи, Вокульский споткнулся о большой камень, и в то же мгновение перед глазами его встали развалины заславского замка, камень, на котором сидела панна Изабелла, и ее слезы. Но на этот раз слезы не скрыли ее лживого взгляда.

"Так вот же не буду о ней думать... Уеду к Гейсту, начну работать с шести утра до одиннадцати ночи, буду следить за малейшим изменением давления, температуры, напряжения тока... У меня не останется ни минуты..."