Вокульский припал лицом к земле. Ему казалось, что каждая слеза уносит из его сердца частицу боли, разочарования и отчаяния. Расстроенная мысль начала приходить в равновесие. Он уже отдавал себе отчет в происходящем и понимал, что в минуту горя, когда все, казалось, его предало, ему остались верны земля, простой человек и бог.
Понемногу он успокаивался, рыдания все реже разрывали ему грудь, он ощутил слабость во всем теле и крепко заснул.
Светало, когда он проснулся; он сел, протер глаза, увидел подле себя стрелочника и все вспомнил.
- Долго я спал? - спросил он.
- С четверть часика... или с полчаса... - ответил стрелочник.
"Черт побери, бешенство у меня начинается, что ли?.."
Вдруг он увидел вдали два огонька, медленно приближавшиеся к нему; позади них виднелась какая-то черная глыба, за которою густым снопом тянулись искры.
Поезд!..
И ему представилось, что это тот самый поезд, в котором едет панна Изабелла. Он снова увидел вагон, тусклый свет фонаря, завешенного голубым камлотом, и в углу панну Изабеллу в объятиях Старского...
- Люблю... люблю... - прошептал он. - Не могу забыть...
Сердце его сжала такая мука, для которой на человеческом языке названия нет. Все терзало его - усталая мысль, наболевшее чувство, раздавленная воля, самое существование... И внезапно его охватило уже не желание, а неистовая жажда смерти.
Поезд медленно приближался. Вокульский, не отдавая себе отчета в том, что делает, бросился на рельсы. Он дрожал, зубы его стучали, обеими руками он ухватился за шпалы, в рот ему набился песок... На пути упал свет фонарей, рельсы тихо дребезжали под колесами паровоза...
- Господи, помилуй меня и спаси... - прошептал он и закрыл глаза.
Вдруг на него пахнуло теплом, и в то же мгновение что-то с силой рвануло его и столкнуло с рельсов... Поезд пронесся в нескольких дюймах от его головы, обдав паром и горячим пеплом. На миг он потерял сознание, а когда очнулся, увидел какого-то человека, который придавил ему коленом грудь и держал его за руки.
- Что ж это вы, ваша милость, задумали?.. - говорил человек. - Где ж это видано!.. Господь бог...
Он не договорил. Вокульский столкнул его с себя, схватил за шиворот и швырнул наземь.
- Чего тебе нужно, подлец?.. - закричал он.
- Ваша... ваша милость... да ведь я Высоцкий...
- Высоцкий?.. Высоцкий?.. - повторил Вокульский. - Врешь. Высоцкий в Варшаве...
- Я брат его, стрелочник. Ваша милость сами изволили устроить меня сюда еще в прошлом году, после пасхи... Ну мог ли я смотреть на такую беду?" Да и запрещается у нас на дороге под машину лезть...
Вокульский задумался и отпустил его. Потом вынул бумажник, достал несколько сотенных и, протянув их Высоцкому, сказал:
- Вот что... вчера я был пьян... Смотри же, никому ни слова о том, что тут было. А это возьми... для детишек...
Стрелочник повалился ему в ноги.
- Я думал, ваша милость все потеряли, и потому...
- Ты прав, - задумчиво ответил Вокульский. - Я потерял все, кроме богатства. О тебе я не забуду, хотя... лучше бы меня уже не было в живых!
- Я так сразу и подумал, что не станет такой барин искать беды, хотя бы все деньги потерял. Злоба людская вас до этого довела!.. Но и ей конец придет. Бог правду видит, да не скоро скажет. Вот помяните мое слово...
Вокульский поднялся с земли и пошел на станцию. Вдруг он обернулся к Высоцкому.
- Когда будешь в Варшаве, зайди ко мне... Но ни слова о том, что тут было...
- Бог мне свидетель, не скажу, - сказал Высоцкий и снял шапку.
- А в другой раз... - прибавил Вокульский и положил руку ему на плечо, - в другой раз... Если встретится тебе человек, который... понимаешь?.. если встретится тебе такой, не спасай его... Когда кто-нибудь добровольно захочет предстать пред господним судом со своей обидой, не мешай ему... Не мешай!
Глава четырнадцатая
Дневник старого приказчика
"Политическая ситуация обрисовывается все яснее. Имеются уже две коалиции. С одной стороны - Россия с Турцией, с другой - Германия, Австрия и Англия. А если так, значит в любую минуту может разразиться война, в ходе которой будут разрешены важные, чрезвычайно важные вопросы.
Только будет ли война? Ведь все мы склонны обольщаться своей прозорливостью. Так вот - будет, на этот раз непременно будет! Лисецкий говорит, что я каждый год пророчу войну, и ни разу мое пророчество не сбылось. Олух он, деликатно выражаясь... Одно дело - прежде, а другое теперь.
Читаю я, например, в газетах, что Гарибальди в Италии возмущает народ против Австрии. А зачем, спрашивается?.. Затем, что он ждет большой войны. Но и это еще не все: через несколько дней я слышу, что генерал Тюрр всеми святыми заклинает Гарибальди не втягивать итальянцев в беду.
Читать дальше