Болеслав Прус - Кукла

Около шести часов вечера панна Изабелла, сидя в гостиной, услышала в прихожей звонок, а потом раздраженный голос Миколая:

- Говорил я вам - завтра приходите, барин сегодня болен.

- А что делать, если барин, когда у него есть деньги, болеет, а когда здоров, так у него нет денег? - ответил чей-то голос с легким еврейским акцентом.

В ту же минуту в прихожей зашелестело женское платье, и послышался голос панны Флорентины:

- Тише! Бога ради, тише! Приходите завтра, пан Шпигельман, вы же знаете, что деньги есть...

- Вот потому я и прихожу сегодня уже в третий раз, а то завтра придут другие, и я опять буду дожидаться...

Кровь ударила в голову панне Изабелле. Не совсем сознавая, что делает, она бросилась в прихожую.

- Что это значит? - обратилась она к панне Флорентине.

Миколай пожал плечами и на цыпочках пошел в кухню.

- Это я, ваша милость... Давид Шпигельман, - ответил низенький человечек с черной бородой и в черных очках. - Я к графу, у меня к нему маленькое дельце...

- Белла, дорогая... - начала панна Флорентина, пытаясь увести молодую девушку.

Но панна Изабелла вырвалась и, заметив, что в отцовском кабинете никого нет, велела Шпигельману войти туда.

- Одумайся, Белла, что ты делаешь? - унимала ее панна Флорентина.

- Я хочу наконец узнать правду, - ответила панна Изабелла.

Она закрыла дверь кабинета, села и, глядя на очки Шпигельмана, спросила:

- Какое у вас дело к отцу?

- Очень извиняюсь, графиня, - ответил тот, кланяясь, - у меня совсем маленькое дело. Я только хочу получить свои деньги.

- Сколько?

- Ну, рублей восемьсот наберется...

- Завтра получите.

- Извиняюсь, графиня, но... я уже полгода каждую неделю слышу, что завтра, и не вижу ни процентов, ни капитала.

У панны Изабеллы перехватило дыхание и сжалось сердце. Но она тут же овладела собой.

- Вам известно, что мой отец получил тридцать тысяч рублей... Кроме того (она сама не знала, зачем это говорит), мы будем получать десять тысяч в год... Сами понимаете, что ваша незначительная сумма не может пропасть...

- Откуда десять? - спросил еврей и развязно поглядел на нее.

- Как это - откуда? - с возмущением повторила она. - Проценты с нашего капитала.

- С тридцати тысяч? - недоверчиво усмехнулся еврей, решив, что его хотят провести.

- Да.

- Очень извиняюсь, графиня, - иронически возразил Шпигельман, - я уже давно делаю комбинации с деньгами, но о таком проценте никогда не слыхал. На свои тридцать тысяч граф может получить тысячи три, да и то под очень ненадежную закладную. Впрочем, мне что! Мое дело - получить деньги. А то завтра придут другие, и опять они окажутся лучше Давида Шпигельмана, а если остальное граф отдаст под проценты, мне придется еще год дожидаться...

Панна Изабелла вскочила с кресла.

- Так ручаюсь же вам, что завтра вы получите все сполна! - вскричала она, глядя на него с презрением.

- Честное слово? - спросил еврей, втайне любуясь ее красотой.

- Даю слово, что завтра всем вам будет уплачено... Всем, и до последней копейки!

Еврей поклонился до земли и, пятясь к двери, вышел из кабинета.

- Посмотрим, как графиня сдержит свое слово! - бросил он, уходя.

Старый Миколай был в прихожей и с такой грацией распахнул дверь перед Шпигельманом, что тот уже с лестницы крикнул:

- Что это вдруг с таким фасоном, пан камердинер?

Панна Изабелла, побледнев от гнева, бросилась в спальню отца. Напрасно панна Флорентина пыталась ее удержать.

- Не надо, Белла, - говорила она, умоляюще складывая руки, - отцу так нездоровится...

- Я поручилась этому человеку, что все долги будут выплачены, и они должны быть выплачены... Хотя бы нам пришлось отказаться от поездки в Париж.

Пан Томаш, без сюртука и в домашних туфлях, медленно расхаживал по комнате, когда вошла дочь. Она заметила, что вид у отца очень плохой, плечи у него опустились, седые усы повисли, даже глаза были полузакрыты и весь он как-то по-стариковски ссутулился. Эти наблюдения хотя и не дали ей вспылить, но не удержали от делового объяснения.

- Извини, Белла, что я в таком неглиже... Что случилось?

- Ничего, отец, - ответила она, сдерживаясь. - Приходил какой-то еврей...

- Ах, наверное, опять Шпигельман... Донимает он меня, как комар летом! - воскликнул пан Томаш, хватаясь за голову. - Пусть придет завтра...

- То-то и есть, что придет... и он... и остальные...

- Хорошо... очень хорошо... я уж давно собирался расплатиться с ними... Ох, слава богу, хоть чуточку посвежело...

Панну Изабеллу поразило спокойствие отца и его болезненный вид. Ей показалось, что за сегодняшнее утро он постарел на несколько лет. Она присела на стул и спросила с деланной небрежностью: