Болеслав Прус - Кукла

- Кто этот негодяй? - спрашивает баронесса субъекта с физиономией прохвоста. - Кто этот человек в синих очках?

- Вот тот? Отъявленный мерзавец... Недавно сидел в Павьяке{382}... Не обращайте внимания, сударыня... Плевать на него...

- Эй там, потише! - кричит из-за стола чиновный голос.

Елейный господин подмигивает пану Ленцкому, развязно ухмыляется и пролезает к столу, где стоят участники торгов. Их четверо: адвокат баронессы, представительный господин, старик Шлангбаум и изнуренный юноша; рядом с последним становится елейный господин.

- Шестьдесят тысяч пятьсот рублей, - тихо говорит адвокат Кшешовской.

- Ей-ей, больше не стоит! - замечает субъект с физиономией прохвоста.

Баронесса торжествующе оглядывается на пана Ленцкого.

- Шестьдесят пять, - отзывается важный барин.

- Шестьдесят пять тысяч и сто рублей, - лепечет бледный юноша.

- Шестьдесят шесть... - добавляет Шлангбаум.

- Семьдесят тысяч! - орет господин в синих очках.

- Ах! Ах! А! - истерически всхлипывает баронесса, падая на плетеный диванчик.

Ее адвокат поспешно отходит от стола и бежит защищать убийцу.

- Семьдесят пять тысяч! - выкрикивает представительный господин.

- Умираю!.. - стонет баронесса.

В зале начинается волнение. Старый литвин берет баронессу под руку, но ее перехватывает Марушевич, появившийся неизвестно откуда как раз в нужный момент. Опираясь на руку Марушевича, Кшешовская с громким плачем выходит из зала, понося на чем свет стоит своего адвоката, суд, конкурентов и приставов. На лице Ленцкого появляется улыбка, а тем временем изнуренный юноша говорит:

- Восемьдесят тысяч и сто рублей.

- Восемьдесят пять, - сразу набавляет Шлангбаум.

Ленцкий весь обращается в зрение и слух. Он видит уже трех конкурентов и слышит слова представительного господина:

- Восемьдесят восемь тысяч...

- Восемьдесят восемь и сто рублей, - говорит тщедушный юноша.

- Пусть уж будет девяносто, - заключает старый Шлангбаум и хлопает рукой по столу.

- Девяносто тысяч, - говорит пристав, - раз... Ленцкий, забыв об этикете, наклоняется к служке и шепчет:

- Ну, что же вы!

- Ну, что же вы, тряхните мошной! - обращается служка к изнуренному юноше.

- А вы чего стараетесь? - осаживает его второй пристав. - Ведь вы дом не купите? Ну и убирайтесь отсюда!..

- Девяносто тысяч рублей, два!.. - восклицает пристав.

Лицо Ленцкого сереет.

- Девяносто тысяч рублей, три... - провозглашает пристав и ударяет молоточком по зеленому сукну.

- Шлангбаум купил! - выкрикивает чей-то голос из зала.

Ленцкий обводит толпу блуждающим взглядом и только теперь замечает своего адвоката.

- Ну, сударь, - говорит он дрожащим голосом, - так не поступают.

- А что такое?

- Так не поступают... Это нечестно! - возмущенно повторяет Ленцкий.

- Как не поступают? - спрашивает адвокат уже с некоторым раздражением. - По уплате ипотечного долга вам останется еще тридцать тысяч рублей.

- Да ведь мне этот дом обошелся в сто тысяч и, если б как следует позаботиться, мог пойти за сто двадцать.

- Верно, - поддакивает служка, - дом стоит ста двадцати тысяч...

- Вот! Вы слышите, сударь? - говорит Ленцкий. - Если б позаботиться...

- Я попрошу вас, сударь, воздержаться от оскорблений. Вы слушаете советы каких-то подозрительных типов, мошенников из Павьяка...

- Ну, уж извините! - обижается служка. - Не всякий, кто сидел в Павьяке, мошенник... А что до советов...

- И верно!.. Дом стоит ста двадцати тысяч! - подтверждает новый союзник, субъект с лицом прохвоста.

Ленцкий смотрит на него остекленевшими глазами, так и не понимая, что, собственно, происходит. Не простившись с адвокатом, он надевает шляпу и уходит, негодуя:

- Из-за этих адвокатов и евреев я потерял не меньше тридцати тысяч... Можно было получить сто двадцать тысяч.

Старик Шлангбаум тоже уходит. По дороге с ним заговаривает Цинадер, красавец брюнет, красивее которого пан Игнаций никогда не видывал.

- Что за дела вы делаете, пан Шлангбаум? - говорит красавец. - Этот дом вполне можно было купить за семьдесят одну тысячу. Он сейчас больше не стоит.

- Для кого не стоит, а для кого стоит. Я всегда делаю только выгодные дела, - задумчиво отвечает Шлангбаум.

Наконец и Жецкий покидает зал, где уже начинаются следующие торги и собирается новая публика. Пан Игнаций медленно спускается по лестнице, размышляя:

"Итак, дом купил Шлангбаум, и купил именно за девяносто тысяч, как предсказывал Клейн. Ну, да ведь Шлангбаум - не Вокульский... Нет! Стах такой глупости не сделает... И насчет панны Изабеллы тоже все вздор, сплетни!"