Болеслав Прус - Примирение

Лукашевский извлек кошелек, то же самое намеревался сделать Квецинский, а Громадзкий с очень озабоченным видом носился по своей комнате и, казалось, в разных ее углах искал деньги. Только Леськевич, видимо обеспеченный большими капиталами, сел верхом на лилово-красное кресло и, опершись на поручни, насмешливо спросил:

- Почему же ваш хозяин такой педант? Неужели он не может еще с недельку подождать денег за квартиру?..

Громадзкий насторожился; мысль о недельной отсрочке взноса показалась ему необычайно удачной, невзирая даже на то, что сформулировал это предложение его враг, Леськевич.

Красавец управляющий стал пунцовым, как кресло.

- Побойтесь бога, господа! - воскликнул он. - Не навлекайте на меня гнев хозяина! Клянусь...

- Да на что ему столько денег?.. - допытывался Леськевич.

- Неужели вы не понимаете?.. Во-первых, налоги, во-вторых, ремонт дома...

- Когда? Где? - раздались голоса.

- А газ, а водопровод, и опять же канализация... Господа, - продолжал управляющий, - сколько пожирают у нас денег проклятые земляные работы... Ну, хотя бы эта старая история - когда на Крулевской ураган (именно из-за канализационных труб) прорыл такую воронку, что, клянусь богом, в нее можно было вогнать пол-Варшавы...

- Ого!

- Пол-Маршалковской улицы...

- Ну, ну!..

- Ладно, пусть только пол-Крулевской, все равно чудовищный расход... миллионы! - продолжал красавец управляющий, сверкая глазами.

- Сдается мне, что вы немножечко тарарабумбияните, - вставил Квецинский.

- Как? - удивился управляющий.

- Ну, немножко привираете. - объяснил Леськевич.

Гость так энергично взмахнул руками, что едва не выронил блестящий цилиндр.

- Эге!.. - с негодованием воскликнул он. - У вас, господа, в голове шуточки, а у меня неприятности...

- Ну, давай уж, давай, Селезень, шесть рублей, - прервал управляющего Лукашевский. - Громада, не потерял ли ты, случайно, ключ от своей кассы?

- Сейчас!.. Сейчас!.. - ответил Громадзкий. Чувствовалось, что он очень удручен.

И, подойдя к окну, он так широко раскрыл свой потрепанный кошелек, словно собирался исследовать под микроскопом его содержимое. Сперва он достал три рубля, потом рубль, опять рубль, и, наконец, из разных тайничков выбрал мелочь, бормоча:

- Шестьдесят копеек, семьдесят копеек, семьдесят пять копеек, вот и целый рубль!.. - заключил он, и в голосе его было больше грусти, чем ликования.

Теперь нужно было собрать все кредитки в одну кучку, обменять мелочь на рубль и вручить управляющему, - эту миссию взял на себя Лукашевский. Свою задачу он выполнил быстро и точно, хотя без свойственного ему размаха; возможно, это объяснялось тем, что состояние духа товарищей в тот момент было удивительно торжественным.

- Ну, кажется, вы удовлетворены, - сказал Квецинский.

- Ах, господа! - вздохнул управляющий, поспешно пряча деньги. - Всякий раз я отправляюсь к вам за квартирной платой с таким чувством, как будто мне предстоит рвать зуб... Мое почтение... А что касается мальчугана, то попрошу сегодня...

И он стремительно кинулся к двери, а потом с громким топотом сбежал по лестнице.

- Я думаю, - сказал Леськевич, кивнув в сторону Валека, - что наш молодой ученый нескоро получит костюм, даже из Поцеёва.

- Может, пойдем перекусим? - предложил Лукашевский. - Половина первого... мы ничего не ели... Ты тоже голоден?.. - спросил он у Валека.

- Голоден, сударь, - ответил Валек.

- Сообразительный парень и смелый, - заметил Квецинский.

- И сверх всего оборванный, - проворчал Леськевич, сурово глядя на мальчика, который, впрочем, уже начинал ему нравиться.

- Ну, Селезень, одевайся... Громада, пойдешь с нами? - спросил Лукашевский.

- Я сегодня обедаю у знакомых, - с неестественным оживлением ответил Громадзкий и снова взялся за переписку.

А Леськевич тем временем снял пиджак, с минутку подержал его за воротник и неожиданно сказал, обращаясь к мальчику:

- Ну-ка, надень... Не так, осел, не в тот рукав... Правильно... Фу ты, какой у этой бестии вид!.. Если бы не рваные штаны, его можно было бы принять за юного графа...

Хотя пиджак Леськевича сидел на Валеке как мешок, мальчик гордо поглядывал на длинные рукава и сильно топорщившийся перед.

- На штанах следы моровой язвы, - задумчиво произнес Лукашевский.

- Погодите-ка! - вскричал Квецинский. Он с грохотом открыл шкаф, залез в него и немного погодя извлек на свет божий ту часть костюма, которая составляла гордость мужского племени и предмет никогда не угасавшей зависти женщин.