Ален Вирконделе - Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Антуан пишет ей о своих желаниях и о том, как она ему нужна. Признается, что любовь, которая связывает их, загадочна, что письма, которые Консуэло ему пишет, освещают его дни. Она тоже пишет ему, что он – ее единственная надежда. «Пусть небо носит тебя вместе со всеми моими поцелуями и молитвами. Твоя Пимпренелъ». И действительно, Консуэло, живя в Нью-Йорке, укрытая от войны, больше не участвует в праздниках французских изгнанников. С тех пор как Антуан уехал, она уединилась в своей квартире, очень мало бывает на людях, а у себя принимает лишь нескольких надежных друзей, которым ее поручил Антуан, например Дени де Ружмона и Андре Рушо. В беседах на бумаге с Антуаном Консуэло внезапно находит прекрасные, очень поэтичные интонации, страстные и лирические. «Моя единственная музыка – ты, – пишет она ему в телеграмме. – Мой кругозор – только наша любовь и твоя работа. Умоляю тебя – начни большой роман. Друзья и издатели ждут тебя так же, как я жду твоего возвращения. Я так плачу оттого, что тебя нет здесь. Может быть, мои глаза не разберут твой мелкий почерк, но я услышу похвалы друзей, которые тебя верно ждут. Моим единственным рождественским подарком были твои телеграммы. Мой праздник начался с того, что я медленно и бережно приготовила для тебя постель: ведь Бог хочет, чтобы ты скоро приехал. Целую тебя очень крепко».

Октябрь 1943 года. Генерал де Голль обращается с речью к интеллектуалам, но не упоминает в ней Сент-Экзюпери. Так же как не упоминает Сен-Джона Перса и Андре Моруа, которые считались тайными противниками организованного генералом Сопротивления. Это тяжелый удар для Антуана, писатель-летчик оскорблен, и его твердое решение смыть с себя нанесенные ему обиды стало еще сильней. Он начинает думать об искуплении и о спасении, то есть его мысли приобретают мистическое направление. Это открывает путь к мученичеству. Ожидая, пока его отправят на «настоящий» фронт, он томится от скуки и пишет Нелли полные отчаяния письма, в которых называет себя «безработным» и «жалким». Соперничество между двумя женщинами, Консуэло и Нелли, прекратилось. Консуэло интересуется только Антуаном и больше не думает даже о том, чтобы противостоять сопернице, унижая ее презрительным молчанием. В городе Тунисе и городе Алжире Антуан снова принимается за работу над своим крупным произведением – «Цитаделью», но так и не закончит ее. Телеграмма, которую он отправляет Консуэло на Рождество, звучит патетически; он признается жене в своем отчаянии и даже называет себя старым и в то же время признается ей, что после отъезда стал любить ее вдвое сильней. А Консуэло видит, что события помчались с огромной скоростью и что история – как всего мира, так и ее собственной жизни – движется к смерти. Сопротивляясь этому, она упорно пишет убедительные письма Антуану, который за это прозвал ее маленьким упрямым крабом. «Я закончила обустраивать твой кабинет. Кресла красивые, столы полированные. Те тонны бумаги, которые ты торопливо исписал перед отъездом, я уложила аккуратно – и очень заботливо, будь спокоен – в два чемодана с очень красивыми замками; и я была рада, что навела у тебя порядок» [148]. Подробности домашней жизни, которые Консуэло сообщает мужу в письмах, играют далеко не второстепенную роль: напротив, они возвращают его в их жизнь вдвоем, в окружавшую их среду.

Проводы старого года вместо праздников были отмечены муками. Антуан провел эти дни в привычной для него теперь печали. Он говорил, что «очень грустен», и добавлял: «грустен глубоко» [149]. Он перебирает в уме свои навязчивые идеи и преследующие его кошмары: «человек-робот, человек-термит, человек, движущийся, как маятник, от работы на цепи… к игре в белот и обратно.

Человек оскопленный, лишенный всей своей творческой силы, который уже больше не способен даже создать в глубине своей деревни танец или песню» [150]. Мысль о вечной утрате, о том «никогда», что в свое время уже скорбно произносил Эдгар По, погружает Антуана в депрессию, которую замечают его друзья и хотят с ней бороться. Он знает, что, только летая, – воюя, как он говорит, – может быть, сумеет снова найти себя. Консуэло становится для него якорем, за который можно удержаться, становится той, кто способен дать ему единственную возможность на что-то надеяться. «Что останется из того, что я любил?» – уже сказал он генералу Шамбу в июне 1943 года. Этот его основной вопрос становится все острей и звучит все тверже. Он ставит под сомнение даже полезность своего ухода в армию. «Полезен ли я хоть чем-то в этой гигантской машине войны, которая идет на всех фронтах и в которой я лишь маленькая точка на небе?» [151]Свое отчаяние он поверяет и Нелли. Ей он пишет: «Могу ли я жить в мире, где был бы дома?» [152]Письма Консуэло освежают его, когда он их получает, обычно через посредников. Эти письма, написанные в ее стиле, то есть с большой непосредственностью и прямотой, восхищают и очаровывают Антуана: они так хорошо помогают ему вспомнить его веселую и неугомонную жену. Консуэло без смущения рассказывает ему о подробностях повседневной жизни, шепчет любовные словечки, которые его очаровывают. Но обыденность, позволяющая предвидеть исход войны, терзает его и приводит в отчаяние больше, чем война. С Консуэло он вообще не обсуждает эту тему, не желая омрачать их любовь. А вот Нелли он пространно пишет о катастрофическом будущем мира. Возникающая «сухая и бесплодная» [153]страна уже не будет «его» Францией, страной Сен-Мориса, страной его детства, где он ранними тусклыми утрами ходил по тропинкам Монтодрана, среди стоявших в ряд вдоль Луары кабачков, где любил выпить стакан белого вина со своим другом Леоном Вертом. В декабре 1943 года в городе Алжире с ним произошел несчастный случай, приковавший его к постели (он упал в лестничный пролет в доме своего друга доктора Пелисье и сломал позвонок). У него появилась причина жаловаться на свою жизнь: он всегда должен ждать, он не действует, не творит, он чувствует себя бесполезным и «безработным».