В середине апреля, перед самым отъездом Антуан пишет своей жене последнее письмо, в котором дает объяснения по поводу всего – своего здоровья, аварий, в которые попадал, своей карьеры и причин, по которым «наперекор всему» уезжает на фронт. «Я ухожу на войну, – с отчаянной удалью пишет он. – Больше не могу терпеть, что я далеко от голодающих. Я вижу лишь одно средство быть в мире со своей совестью – как можно больше страдать» [145]. Связь, соединяющая супругов, не может устоять против его воли, против этой, духовной и экзистенциальной одновременно, потребности. Уехать, чтобы страдать. Уехать, чтобы быть единым со своими. Эти слова сказаны резко и жестоко, в почти мистическом тоне. Консуэло покоряется этому требованию. В последнюю минуту перед расставанием с женой он говорит с ней о плане, который они уже долго обсуждали вместе, – прожить старость счастливо и уединенно на какой-нибудь асьенде в Латинской Америке. Но оба знают, что это лишь поэтическая идеальная мечта.
Быть дома – вот, вероятно, главное желание, которое преследует Антуана в это время. Манхэттен для него – позолоченная тюрьма, в которой он задыхается. Ему душно в квартире Греты Гарбо среди мебели, обитой рыжеватым плюшем, среди больших зеркал, искусственно превращенных в матовые, рядом с темно-зеленым книжным шкафом, немного старомодным и покрытым чем-то вроде венецианской патины. Он задыхается, когда стоит перед окнами во всю стену, выходящими на Гудзон, и видит сквозь них, «как корабли скользят по воде как будто на уровне ковров…». Ему кажется, что здесь он лишь исполнял свои обязанности и теперь выполнил все контракты. Он подарил Сильвии Гамильтон рукопись «Маленького принца» и в придачу к рукописи свой старый «Цейс Икон», попрощался со всеми, кого любил, с Консуэло в последнюю очередь, потому что хотел, поцеловав ее на прощание, унести с собой на корабль этот поцелуй. Чтобы она была последней женщиной, которую он поцеловал, и прикосновение ее губ не могло стереться.
Он пытается быть веселым, шутит, обещает ей написать продолжение «Маленького принца», но это не обманывает их сердца. Нечто странное говорит Консуэло, будто она видит мужа в последний раз. Она серьезна, исчез насмешливый тон, постоянно звучавший в ее словах. Кажется, что маленький сальвадорский вулкан потух. Она перестала заниматься живописью. И прекратила свое непрерывное щебетание, которое так часто выводило из себя Антуана. «Ты чувствовал себя непонятым, и я не знала, как тебя развлечь, – пишет она ему. – Я предлагала тебе сходить в Центральный парк, посмотреть на львов, тигров и шимпанзе. Мне удавалось добиться от тебя улыбки, когда ты смотрел, как я кормила их с ладони арахисом. Все эти недели, с начала 1943 года, ты жил с туманом над собой, над твоей головой…» [146]Консуэло рассказывает, что в решающий момент прощания Сент-Экзюпери пытался утешить ее, пробовал шутить, говорил ей любезности, уверял, что вернется с седой бородой и, может быть, ковыляя.
Но она и тогда должна будет считать, что он красив, как дерево, которое накрыл снег.
По Гудзону постоянно ходят суда. Среди них, конечно, было и то, на котором отплыл Антуан. Он писал: «Я ждал. Я не слышал никакого шума, но каждую минуту чувствовал, как вы движетесь по воде, потому что вы были не в воде, а во мне, в самой глубине моих внутренностей» [147]. И вот 25 июня 1943 года его производят в майоры. Поселившись на базе в Тунисе, он начинает выполнять свои задания – разведывательные полеты над Средиземным морем. Он пользуется этим, чтобы пролететь над семейным замком своей сестры Габриель в Аге, пишет матери, которая, как он признает в этом письме, «права во всех жизненных делах». В это время он пишет очень много писем. В них отражается все то же отчаяние, все та же тоска по умирающей цивилизации. Письма, которые он посылает Консуэло, прибывают к ней с большим опозданием. Однако между супругами все же возникает любовная переписка, полная жалоб, в первую очередь на разлуку. Антуан больше, чем когда-либо, считает Консуэло своей «женой перед Богом». Она – самая любимая, хотя столько же писем, и порой в том же тоне, он пишет и Сильвии, и даже Нелли де Вогюэ, с которой порвал. Консуэло он в это время называет «мой птенец с перьями», умоляет ее слушать его и продолжать его любить. Никогда Сент-Экзюпери не будет чувствовать себя таким хрупким, таким неимущим, таким слабым. Перед отъездом супруги пообещали друг другу, что каждое воскресенье будут писать друг другу по письму, но не посылать их, а хранить у себя, и обменяются ими, только когда Антуан вернется. Консуэло их пишет, это даже превратилось в обряд, который она исполняет усердно и страстно. Ставка так велика (смерть, исчезновение, уничтожение их семьи), что эта воображаемая переписка становится магической и трагической одновременно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу