Ален Вирконделе - Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Он возникает на 26-м Салоне Независимых, для которого предлагает шесть своих картин, в том числе «Виолончелиста» и «Нищего из Ливорно», написанного в темных тонах и украшенного радужным, словно перья павлина, отливом синих и темно-зеленых красок. В это время важнейшую роль для него сыграло открытие негритянского искусства. Благодаря энтузиазму Макса Жакоба, Дерена и Пикассо он увидел в экспрессии африканцев разновидность того синтеза, который искал сам. От Бранкузи – к африканскому искусству. И там и тут есть то, что выходит за пределы границ между цивилизациями и чего он тоже хочет достичь. В этот путь он желает взять с собой все свои артистические порывы и прибавить к ним совершенное искусство своих дорогих итальянцев. Именно на эту дорогу он всегда хотел выйти. Скульптура еще искушает Модильяни; он даже считает, что это искусство главней живописи, и думает, что именно через него сможет достичь своего идеала. «Очень рано утром Модильяни уже резал камень во дворе. В его мастерской выстраивались в ряд головы на длинных шеях; одни были едва начаты, другие полностью завершены. Он работал над ними в разные часы дня, при разном освещении, чтобы добиться нужной формы. К вечеру, когда рабочий день заканчивался, он поливал их, как садовник цветы, за которыми любовно ухаживает. Этот идеальный садовод своих скульптур медленно лил воду из многочисленных отверстий в насадке лейки, и струи текли по величавым и строгим примитивным фигурам, родившимся из-под его резца» [108]. Так рассказывал сосед Модильяни, художник и гравер Анри Раме, в своей книге воспоминаний «Тридцать лет на Монпарнасе». Но провал следует за провалом, неудача за неудачей. Модильяни показывает свои скульптуры на случайных выставках, но всегда безуспешно. Непризнанный, он живет бедно, но, по-видимому, не падает от этого духом.

У него бывают короткие любовные приключения, он любит ухаживать за своими натурщицами и пользуется уважением всех, кто создает живопись XX века, от Пикассо до Задкина. Однако он живет один, продолжает вести бродячую жизнь и находит утешение у Розалии, хозяйки гостиницы, где селился раньше. Она тоже итальянка и очень любит его. Он подарил ей несколько связок рисунков вместо платы за еду, но Розалия не знала, что с ними делать, и растапливала ими печь! Его здоровье ухудшается, и это беспокоит его друзей. Его нередко находят лежащим на скамье и мертвецки пьяным, но он продолжает работать все с тем же трагическим неистовством, до изнеможения.

В 1913 году он снова, в последний раз, приезжает в Ливорно. Но встреча получилась не совсем радостной. Друзья юности уже не узнают его. Амедео выглядит рассеянным, ведет себя провокационно, страдает оттого, что не понят. И возвращается в Париж. В конце концов, этот город – единственное место, где он может найти убежище. Здесь он если не счастлив, то хотя бы в состоянии жить. Однако работа над скульптурами быстро разрушает его здоровье: он страдает от припадков и от приступов кашля. Тогда он возвращается к живописи и рисованию. И постепенно рождается Модильяни – гениальный художник. Его ученичество было долгим и мучительным. Понадобились картины и рисунки, которые он бросал недоделанными, выкидывал, сжигал, понадобились неудачные наброски, чтобы возник его собственный стиль, вполне независимый, узнаваемый всеми. Но Модильяни по-прежнему много пьет. «Когда я думаю об этом, мне становится страшно» [109], – рассказывал Блез Сандрар (писатель, один из друзей Модильяни. – Пер.). Им начинают интересоваться дальновидные коллекционеры и владельцы галерей. Теперь ему платят 20 франков за картину. Амедео доволен этим и счастлив, что на время избавлен от материальных забот. Но продолжает лихорадочные поиски. Время словно торопится и ускоряет свой ход. Модильяни знакомится с Полем Гийомом, который становится продавцом его работ и их главным коллекционером, и влюбляется в эксцентричную поэтессу Беатрису Гастингс.

Между «Модильяни, чистокровным сыном богемы» [110]и столь же богемной Беатрисой начинается пылкий любовный роман. Гашиш и коньяк, абсент и пьяные пирушки – и одновременно неистовый творческий труд. Но Моди недолго терпит истеричную англичанку, которую легенда называет «сердцеедкой», к тому же неспособной даже одного дня прожить без наркотиков. А Беатриса, носившая имя предназначенной судьбой музы, охарактеризовала его коротко: «свинья и жемчужина», отлично выразив этим двойственность характера Модильяни. После объявления войны он начинает скатываться вниз и падает все глубже. Многие друзья бегут от него или бессильно смотрят на его гибель. Им кажется, что они снова видят перед собой падение Жервезы, о котором рассказал Золя. Он снова стал почти нищим и, пьяный, в бреду, ходит вдоль террас кафе. Его лицо, такое красивое, теперь огрубело и изменилось. Но он продолжает писать картины. И сообщает об этом матери в коротком письме, которое отправляет ей в Ливорно: «Написано много». Он пишет портреты Поля Гийома, Беатрисы Гастингс, Сутина, Кислинга, Диего Риверы, Макса Жакоба. Беатриса убедила его написать эти портреты и вообще вернуться к живописи. Постепенно формируется его неподражаемый стиль – сплав нежности и жестокости и немое одиночество, которое окружает и охватывает всех, кого он пишет. Кокто в то время очень верно объяснил: «Это не Модильяни искривил и удлинил лица, не он выявил их асимметрию, выколол глаза, вытянул шеи. Все это произошло в его сердце. Его судьба – беседа без слов, диалог между его линией и нашим существованием». С этого времени события ускоряются. Он пишет как привык, неистово и яростно, и по-прежнему ищет способ «встретиться с «полотнами», как он говорит в своем стихотворении – одном из тех, которые в те дни были опубликованы в журнале Поля Гийома «Парижское искусство». Стихи были короткие, написаны в манере Гийома Аполлинера. И разве не о своем духовном пути, печальном и великолепном одновременно, он писал: «С темного облачного венца / Падают капли и жемчужины / В непомерно жаркую ночь»? Всегда унылый свет отражает тоску, от которой можно умереть. И это чувства того, кто ничего не любит так, как жизнь, и не хочет ничего, кроме нее.