Ален Вирконделе - Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

«Он мог бы не существовать в этом мире», и еще выразительней – «не возникнуть в цепи ее жизни». Ян – мутант, Ян – пришелец из другого мира, Ян, существовавший раньше мира, несотворенный. Вот какую историю создает теперь писательница – другую историю, единственную, с которой она может жить, которая приемлема для нее. Не мифологизируя Яна, она не смогла бы терпеть его рядом, даже могла бы умереть от такого соседства.

Но в их отношениях проявляется и ее жестокость. Она со своей женской проницательностью хочет подвести его к себе, привести на границу женской тайны, и пусть он погрузится в эту тайну, пусть утонет в ней. «Она сказала ему, чтобы он пришел посмотреть на это… Когда-нибудь ему ведь придется это сделать, хотя бы один раз, порыться в этом месте, где роются все и которого он не сможет избегать всю жизнь. Сегодня вечером или позже – какая в этом разница? …Прийти посмотреть один раз, чтобы увидеть… Будет это сегодня или позже, он не сможет этого избежать». В своем сочинении Дюрас задним числом рассказывает и открывает перед другими то, что стало для нее крушением надежды и горем. Она фиксирует на бумаге мучения, которые Ян вытерпел по ее указанию, и описанием этих мук оправдывает себя за то, что причинила их. «Он говорит, что не может. Он не может сделать ничего подобного с женщиной». Однажды он все же пытается переступить эту великую границу, но терпит поражение. Эту сцену Дюрас тоже описывает, придав ей форму отрывка из сочинения. «Она кричит от гнева, она готова ударить его, но сдерживается; потом уже не кричит, а плачет. А после этого она засыпает. Он подходит к ней. Он будит ее, он просит ее сказать, что она думает. Она думает, что им уже поздно расставаться». Значит, готово место для чего-то необратимого и неотвратимого. А именно такие ситуации сильней всего воодушевляют Дюрас, какую бы цену ей ни пришлось заплатить за это. Она говорит Яну, что может любить мужчин и «так». Она испытывает к нему, с его бессилием любить, огромную нежность, его горе – и ее горе, невозможность любить и для нее.

Дюрас пишет: «Она говорит о том отвращении, которое вызывает у него. Она говорит, что разделяет с ним это отвращение к себе…» Чтобы спастись от своего несчастья, она переделывает эту историю. Придумывает для себя другие связи с ним, говорит, что «любит его по ту сторону его самого, что он не должен бояться». На этом новом этапе своей любви Дюрас была близка к безумию и смерти. «Эта любовь отняла все, – объяснила она. – Мне остается только позволить ему вести меня за собой». Ян, несомненно, был пленником этой любви: он принимает связанные с ней риски и соглашается сделать свою ставку в этой игре. Дюрас сопротивляется, защищается, как муха, которая бьется об оконное стекло, хотя знает, что умрет от этого. Именно о такой смерти мухи она расскажет потом в «Пишите» [226], своей последней настоящей книге.

Итак, с этих пор Дюрас идет по жизни рядом с верным спутником. Она принимает невыносимость и очарование их отношений, их тайну, потому что теперь на собственном опыте знает, что любовь возможна и без телесной близости и что, даже если эта близость невозможна, бывают дни, когда «любовь становится полоской света в темноте». И знает, что может настать день, когда любовь проявится полностью. Раскроется неожиданно и окажется огромной.

Последующие годы, когда любовь и близость двоих то озарялись светом, то покрывались тенью, были для писательницы временем напряженного творчества. Дюрас продолжала двигаться вперед по пути, который уже давно начертила для себя, но теперь готова идти по нему до конца. Как автор книг она уже известна всем и получила полное – «мировое», как она скажет позже – признание. У Яна были часы славы. Иногда он чувствовал себя носителем силы, которая без его ведома таинственным образом зажгла в писательнице творческий огонь, – искрой, от которой загорелся пожар.

Их видят вместе в Трувиле и Париже, в Нофле и за пределами Франции, например во время «исторической» поездки Дюрас в Канаду, где ее принимали в культурных центрах и университетах. Ян следует за ней как тень, никогда с ней не расстается, но так незаметен, что почти кажется, будто его нет. В 1987 году, в книге «Материальная жизнь», Дюрас дает объяснения по поводу своих отношений с Яном, и настойчивость, с которой она это делает, свидетельствует о том, какой ужас и какую тревогу вызывала в ней эта история. «В шестьдесят пять лет, – говорит она Жерому Божуру, – у меня случилась эта история с Я. А., гомосексуалистом. Несомненно, она – самое неожиданное, что произошло в этот последний период моей жизни, самое ужасное, самое тревожное». Она задает себе вопрос об опасности, которую создала для себя, написав «Голубые глаза, черные волосы». Это был поиск правды, она должна была сделать это, чтобы достичь предела своей искренности, предела справедливости, рискуя погубить себя. Это она объясняет в трагической развязке. «Здесь, – говорит она, – есть люди, которые не умеют любить и которые переживают любовь. Но это слово не появляется у них на губах, не появляется и сексуальное желание, чтобы выразить любовь, выплеснуть ее, а потом быть в состоянии болтать и пить спиртное. Нет. Одни слезы». В конце концов писательнице пришлась по душе «эта любовь», как называет их близость Ян. Дюрас понравился отказ от сексуальной близости, которой она когда-то очень дорожила, стала нравиться обратная сторона этой любви. Это был новый опыт, что-то неизвестное, и она захотела очистить его от шелухи, а потом рассказать о нем, сделать из него литературный текст. «То, что происходило каждый день, было не то, что случалось каждый день, – продолжала она. – Случалось так, что то, что не происходило, было самым важным за весь день. Когда не случалось ничего, именно это вызывало больше всего мыслей». Значит, их отношения для нее – ряд символов-отпечатков, а переживать эту любовь для нее то же, что переписывать текст буквами другого алфавита, и она собирается это сделать. Эта любовь – крик души, напряжение эротической силы, которая, возможно, мощней, чем осуществленный секс.