Мэри Норрис - Роман с Грецией. Путешествие в страну солнца и оливок

Кардамили упоминается Гомером в «Илиаде»: Агамемнон обещает это селение Ахиллу, если тот вернется на поле боя и продолжит сражаться против троянцев (вы, должно быть, помните, что Ахилл проводит б о льшую часть «Илиады», дуясь у себя в шатре, и возвращается на поле битвы, только чтобы отомстить за гибель своего друга Патрокла. Тот переоделся в доспехи Ахилла, чтобы внушить страх троянцам, и был убит Гектором). Город отличается исключительным местоположением: с востока он защищен от непогоды Тайг е том, гигантским горным хребтом на полуострове Пелопоннес, чьи отлогие склоны тянутся до самого кончика Мани; на западе он смотрит поверх Мессинского залива на самый западный полуостров Южного Пелопоннеса. Благодаря ветрам с запада в Кардамили даже зимой сохраняется умеренная температура. И хотя Ахилл отказался от всех даров Агамемнона, он все же вернулся на поле битвы. Говорят, после смерти героя его сын Неоптолем пришел получить обещанное.

Ли Фермор никогда не волновался, что Кардамили станет популярным туристическим направлением, потому что городок находится очень далеко. Вероятно, Неоптолем в свое время приплыл в это место на лодке. За последние годы сюда стало проще добираться по суше: появилось современное шоссе из Коринфа до Каламаты, расположенное на юге полуострова. Но чтобы добраться из Каламаты в Кардамили, требуется смелый водитель, который справится с извилистой дорогой. Если посмотреть на карту, своими изгибами она напоминает петли тонкого кишечника. Но именно в толстой кишке эти повороты ощущаются во всей полноте: горная дорога бежит вдоль глубокой пропасти и море находится то где-то вдалеке справа от вас, то вдруг оказывается слева. Это напомнило мне об автобусной поездке, которую я совершила на острове Итака (в середине он изгибается как лента Мёбиуса). Спустя примерно полчаса езды внизу, на уровне моря, можно различить Кардамили. В конце дороги надо резко свернуть направо и выехать на городской пляж, где расположены отели и рестораны, или остаться слева и проехать через центр: два стоящих рядом конкурирующих продуктовых магазина; внизу, у воды, рыболовный причал, рестораны с террасами, с которых открывается вид на море, несколько кафе вдоль главной улицы, газетный киоск, один-два магазина, торгующих оливковым маслом, и хозяйственный с выцветшей вывеской, которая рекламирует краски ярких оттенков – chr omata . К югу от города находится «Каламитси» – роскошный отель, построенный из местного камня, с арочными окнами и красной черепичной крышей. Однажды Ли Фермор написал, что для писателя нет лучшего места, чем номер в гостинице в Кардамили. Именно поэтому в ожидании посещения его дома я остановилась в номере с балконом и прекрасным видом на море, аккуратную оливковую рощицу и цитрусовые деревья.

Я слышала шум моря и курлыканье голубей – навязчивую мелодию из трех нот, которая свела бы меня с ума, если бы я не решила «перевести» ее на английский, подобрав созвучную фразу из трех слогов. Это было похоже на «Рож-день-е!» или «Ме-тел-ка!». Одну мелодичную песенку мне удалось связать с черной птичкой с оранжевым клювом, сидевшей на лимонном дереве. Блеяли овцы, и было слышно, как звенят колокольчики на шее у коз. А однажды я услышала, как кто-то играл кантри. В те дни в Кардамили проходил международный джазовый фестиваль, и в отеле было полным-полно немецких, норвежских и американских музыкантов.

В отеле была крутая каменная лестница, ведущая к частному пляжу. Я тут же побежала вниз. Гревшаяся на солнышке парочка меня проигнорировала. Седовласый старик, зажмурив один глаз, готовился прыгнуть в воду прямо с лестницы. Завидев его, я автоматически попятилась назад. «Вам необязательно уходить, можете остаться», – сказал он по-английски, но с акцентом. Я объяснила, что у меня нет купальника, и это была правда. А еще правдой было то, что я люблю, когда пляж принадлежит мне одной.

Вернувшись в свой номер, я поймала себя на мысли, что уходить из него никуда не хочется. Но в то же время я не могла не смотреть в сторону пляжа: солнце окрасило серо-голубой полуостров вдали нежно-розовым цветом, море было подобно отрезу голубого, как лед, атласа, ему вторило небо. И только оттенок воздуха, не имеющего поверхности и существующего как чистое расстояние, пронизанное светом, едва поддавался описанию. Недалеко от моего номера была оливковая роща. Казалось, стволы деревьев извиваются в каком-то соблазнительном танце. Мессинский залив, подходя вплотную к пологому холму, поросшему соснами, платанами и остроконечными кипарисами, образовывал бухту. Тут вода обладала каким-то особенно гипнотическим оттенком насыщенного серо-зелено-голубого цвета – видимо, отражая нефритовую зелень деревьев. Над бухтой возвышалась гора Тайгет, ловившая свет заходящего солнца: серая скалистая гора с множеством отвесных утесов была покрыта заплатами ярко-зеленого цвета. Как человек, знающий, насколько он богат, и ценящий свой дом и доход, смотрит на дом и имущество других людей без капли зависти, так и я смотрела на море со своего каменного карниза. Я любовалась глубиной цвета на поверхности – разве не в этом кроется извечная, абсолютная красота? Мне не хватало только седьмого органа чувств, чтобы ощутить ее в полной мере. Когда вы путешествуете, у вас развивается обостренное восприятие, и мои ощущения в тот момент можно описать как историко-истерическое постижение красоты.