Джейн Хокинг - Быть Хокингом

С одной стороны аллеи находился короткий тоннель, уходящий под здания и охраняемый солдатами. Туда устремлялся людской поток, в который я влилась. Пройдя через туннель, я обнаружила, не прибегая ни к каким математическим вычислениям, что путешествия во времени возможны. С практической и политической точки зрения, этот туннель являлся чем-то вроде портала, разделяющего еврейскую и арабскую части Старого города. В историческом смысле тоннель разделял современность и древнее прошлое, в котором еще остались отголоски библейских времен. Пилигримы и туристы кажутся гостями с другой планеты, а местные обитатели с их детьми и ослами живут так, словно ХХ век еще не наступил. Я шла одна, периодически останавливаясь рядом с группами пилигримов и слушая рассказы гидов о достопримечательностях. На некоторых остановках Крестного пути на Виа Долороза я присоединялась к чтению молитв и пению гимнов.

Было крайне непривычно оказаться одной, предоставленной самой себе в поисках собственных открытий. Меня окутало мрачное чувство интриги, окружающее храм Гроба Господня, напоминающий о распрях и враждующих сектах и осажденный очередями туристов, ожидающих возможности войти во внутреннее святилище. Мне не терпелось выбраться из этой напряженной атмосферы к дневному свету. Вид с башни был единственным положительным моментом. Панорама плоских белых крыш оказалась такой же чарующей, как вид красных крыш Венеции с вершины Кампаниллы собора Святого Марка. Вдалеке дрались петухи, кудахтали курицы, кричал осел.

Я с трудом оторвала взгляд от базилики Святой Анны, что находится неподалеку от раскопок Визфеды, всего в сотне метров от Львиных ворот с их роскошным видом на Елеонскую гору. Базилика Святой Анны – огромная и просторная, светлая и прохладная – была пуста, когда я вошла в нее. Я щелкнула пальцами (этому трюку для проверки акустики здания меня научил Джонатан) и удивилась тому, что резонанс тут был даже лучше, чем в Королевской часовне. Очарованная величием пустой церкви, я напела несколько тактов Вечернего гимна Перселла – «Когда солнце скрыло очи, пожелав спокойной ночи…» – и с наслаждением слушала, как мой голос раскатывается по собору, преломляясь колоннами. Песня обрела собственную жизнь и кружилась в потоках воздуха, пока не вернулась на землю нежным шепотом. Дружелюбный араб, страж церкви, вошел через боковую дверь. Он сказал, что ему нравится пение пилигримов, которые приходят в эту церковь. Мне повезло, что я успела исполнить свою песню перед тем, как хор выстроился для исполнения очередной молитвы. Страж предложил мне вернуться в любое время, когда я этого пожелаю.

Арабский квартал города ничуть не пугал меня, поэтому в один прекрасный день я направилась к Куполу Скалы, потрясающей святыне ислама: здесь стоял камень, где Авраам собирался принести в жертву Исаака. Вход был закрыт и охранялся израильскими солдатами. В храм пускали только верующих. Расстроенная, я пошла обратно по улице через арабские базары с их богатым ассортиментом туристических товаров: вифлеемского синего стекла, керамики и кожи. Я бродила среди антикварных лавок, в которых было выставлено римское стекло, медь и монеты, проходила мимо лавок с едой, ломящихся от деликатесов Восточного Средиземноморья: орехов и оливок, рахат-лукума и халвы, фруктов и овощей. Как и продавцы, которых я видела в Танжере двадцать пять лет назад, арабские продавцы были вежливы и приветливы. Я поторговалась за бусину римского стекла в одной антикварной лавке, а затем увидела колье из серебра с малахитом по смехотворно низкой цене. Хозяин подошел ко мне без всякого намерения заставить меня совершить покупку. Он хорошо говорил по-английски и как раз рассказывал мне про свою кузину из Мидлсекса, когда вдруг, выглянув на улицу, торопливо затолкал меня внутрь магазина. Его испуг был понятен. Группа израильских солдат шумно шагала по аллее. Они не проявляли никакого уважения к чужой собственности, тачкам и лавкам у них на пути. По позициям, которые занял хозяин этой лавки и все другие, было понятно, что солдаты считаются нечистыми на руку. Когда шум их шагов, стук ботинок по гравию и крики затихли, хозяин лавки вошел обратно, вздыхая. Он извинился, что толкнул меня, и сказал: «Понимаете, мы должны быть очень осторожны». Я купила ожерелье и раскрашенную вручную тарелку, а затем попрощалась, обещая вернуться. Я действительно вернулась в последний день, но увидела, что все закрыто: магазины оказались заколочены, кроме бродячих кошек, на улицах царила пустота. Былое торжество света, жизни, шума и цвета исчезло бесследно. На каждой улице, в каждом уголке темно, мрачно и жутко; это был призрачный город, закрывший двери перед путешественниками.