Ги Меттан - Запад – Россия - тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса

До 1820 года Россия остается оплотом просвещенного абсолютизма и вызывает смешанные чувства у европейцев. Англия и германские монархии восхищаются ролью, которую Россия сыграла в освобождении Европы от наполеоновского ига. Выразителем этих настроений была, в частности, активная противница Наполеона мадам де Сталь. Но идеологи политической реакции англичанин Эдмунд Берк и французы Луи де Бональд и Жозеф де Местр по-прежнему настроены критически. Не доверяя русскому просвещенному деспотизму, слишком модернистскому в их глазах, они мечтают вернуться к старому строю с его тремя сословиями и считают, что лишь католическая религия во главе с папой – единственный залог порядка и прогресса. По их мнению, Россия эпохи Александра I – излишне современна и слишком мало прислушивается к духовенству и дворянству.

С 1815 года, когда наполеоновская угроза миновала, Россия перестала быть популярной и в глазах либералов. После революционных потрясений и падения Наполеона тезисы Монтескье и Дидро нашли отклик у нового поколения мыслителей, не принявших Революцию, но благосклонных к либерализму. С их помощью Россия превратится в бельмо на глазу у либеральной Европы и торжествующей буржуазии. Так, уже упоминавшийся аббат Прадт в своей книге «Параллели между английской и русской державами в отношении Европы» 1823 года противопоставляет русское варварство европейской цивилизованности. Он описывает Россию как совершенно «чуждый мир и образец восточного деспотизма, враждебный всем европейским свободам».

В это же время французский писатель и историк Альфонс Рабб в трудах по истории и географии России развенчивает мифы Вольтера и вслед за Руссо клеймит искусственный и поверхностный характер российской цивилизации, не имеющей промежуточного политического звена. Для полноты картины необходимо также упомянуть влиятельного депутата, журналиста и профессора Сорбонны Сен-Марка Жирардена, для которого российская цивилизация, заимствованная и деспотичная, является врагом либеральных преобразований, вдохновленных Великой французской революцией [203].

В Европе же наблюдались консервативные тенденции: полным ходом шла Реставрация. Под руководством Николая I Россия превратилась в «жандарма Европы», приняв участие в подавлении зарубежных либеральных движений и революций для сохранения европейского порядка, зафиксированного Венским конгрессом. Именно на этом фоне миф о просвещенном деспотизме уступит место мифу о деспотизме азиатском. В Париже три теоретика – Гизо, Токвиль и де Кюстин – сыграют ключевую роль по разным, но взаимодополняющим причинам.

Гизо, эссеист и историк, премьер-министр короля Луи-Филиппа, прославился призывом «Обогащайтесь!», обращенным к французской буржуазии. В своей знаменитой «Истории цивилизации в Европе», опубликованной в 1828–1830 годах, Гизо выступает апологетом буржуазии как движущей силы экономического развития и основы стабильного общественного порядка. По его мнению, независимо от политического режима, республиканского или монархического, по-настоящему важна социальная основа правительства, «золотая середина», которая обеспечит обществу стабильность и тем самым гарантирует его прогресс.

Как это ни парадоксально, в отличие от других, Гизо вовсе не упоминает Россию в своей «Истории», а ведь в его время она считалась одной из доминирующих сил в Европе! Это молчание делает его в определенном смысле русофобом. Вероятно, Гизо сознательно не говорит о России, поскольку деспотичный социально-политический режим этой страны противоречит его видению прогресса силами буржуазии, ведь в николаевской России отсутствовал промежуточный класс, гарантирующий, по мнению Гизо, социальный прогресс и политическую стабильность. При этом царский режим того времени, несомненно, был образцом стабильности, что вновь противоречит тезису Гизо. Однако его видение исторической роли промежуточного класса, который вскоре станут называть средним, окажет на его последователей значительное влияние [204].

Немного позже, в 1835 году, Алексис де Токвиль опубликует свою главную книгу, которая станет библией либерализма и современной либеральной демократии, – «Демократию в Америке». Как рафинированного аристократа, Токвиля особенно волнует вопрос тирании, к которой приводит злоупотребление равенством, которое превозносится Великой французской революцией, и разрушение контрвласти, функцию которой при старом строе выполняли три сословия. Он полагает, что ключевую роль в будущем цивилизации будут играть две страны – США и Россия. Предпочтения Токвиля отданы США с их умеренным режимом, при котором «для достижения целей полагаются на личный интерес и дают полный простор силе и разуму человека. Что касается России, то можно сказать, что там вся сила общества сосредоточена в руках одного человека. В Америке в основе деятельности лежит свобода, в России – рабство. У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира» [205].