- Нет, спасибо. Правда не хочу.
- Ты же только что с тенниса, черт дери. Неужели не проголодалась?
- Не в том дело, - ответила Джинни и снова скрестила ноги. - Просто мама всегда готовит завтрак к моему приходу. Если я не стану есть, она разозлится, вот я про что.
Брат Селины, видимо, удовлетворился этим объяснением. Во всяком случае, он кивнул и стал смотреть в сторону. Но вдруг снова обернулся:
- Стаканчик молока, а?
- Нет, не надо... А вообще-то спасибо вам.
Он рассеянно наклонился и почесал голую лодыжку.
- Как звать того парня, за кого она выходит? - спро-сил он.
- Это вы про Джоан? - сказала Джинни. - Дик Хефнер.
Селенин брат молча чесал лодыжку.
- Он военный моряк, капитан-лейтенант.
- Фу-ты, ну-ты!
Джинни фыркнула. Он расчесывал лодыжку, покуда она не покраснела, потом принялся расковыривать какую-то царапину, и Джинни отвела взгляд.
- А откуда вы знаете Джоан? - спросила она. - Я вас ни разу не видела ни у нас дома, ни вообще.
- Сроду не был в вашем дурацком доме.
Джинни выжидательно помолчала, но продолжения не последовало.
- А где же вы тогда с ней познакомились?
- ...вечеринка.
- На вечеринке? А когда?
- Да не знаю. Рождество, в сорок втором.
Из нагрудного кармана пижамы он вытащил двумя пальцами сигарету, такую измятую, будто он на ней спал.
- Брось-ка мне спички, а? - попросил он.
Джинни взяла коробок со столика у дивана и протянула Селениному брату. Он закурил сигарету, так и не распрямив ее, потом сунул обгоревшую спичку в коробок. Запрокинув голову, он медленно выпустил изо рта целое облако дыма и стал втягивать его носом. Так он и курил, делая "французские затяжки" одну за другой. Видимо, то была не солонная бравада, а просто демонстрация личного достижения молодого человека, который, к примеру, время от времени, может быть, даже пробовал бриться левой рукой.
- А почему Джоан воображала? - поинтересовалась Джинни.
- Почему? Да потому, что воображала. Откуда мне, к чертям, знать почему?
- Да, но я хочу сказать - почему вы так говорите?
Он устало повернулся к ней.
- Послушай. Я написал ей восемь писем, черт дери. В о -с е м ь. И она н и н а о д н о не ответила.
Джинни помолчала.
- Ну, может, она была занята.
- Хм. Занята. Трудится, не покладая рук, черт подери.
- Вам непременно надо все время чертыхаться?
- Вот именно, черт подери.
Джинни снова фыркнула.
- А вообще-то вы давно ее знаете? - спросила она.
- Довольно давно.
- Я хочу сказать - вы ей звонили хоть раз или еще там что? Я говорю звонили вы ей?
- Не-а...
- Вот это да! Так если вы ей никогда не звонили, и вообще...
- Не мог, к чертям собачьим.
- Почему? - удивилась Джинни.
- Н е б ы л тогда в Нью-Йорке.
- Да? А где же вы были?
- Я? В Огайо.
- А, вы были в колледже?
- Не, ушел.
- А, так вы были в армии?
- Не...
Рукой, в которой была зажата сигарета, Селинин брат похлопал себя по левой стороне груди.
- Моторчик, - бросил он.
- Вы хотите сказать - сердце? А что у вас с сердцем?
- А черт его знает. В детстве был ревматизм. Жуткая боль...
- Так вам, наверно, курить не надо? То есть, наверно, совсем курить нельзя, и вообще? Врач говорил моей...
- Ха, они наговорят!
Джинни ненадолго умолкла. Очень ненадолго. Потом спросила:
- А что вы делали в Огайо?
- Я? Работал на этом проклятом авиационном заводе.
- Да? - сказала Джинни. - Ну и как вам, понравилось?
- "Ну и как вам понравилось?" - передразнил он с гримассой. - Я был в восторге. Просто о б о ж а ю самолеты. Такие м и л я г и!
Джинни была слишком заинтересована, чтобы почувствовать себя обиженной.
- И долго вы там работали? На авиационном заводе?
- Да не знаю, черт дери. Три года и месяц.
Он поднялся, подошел к окну и стал смотреть вниз, на улицу, почесывая спину большим пальцем.
- Ты только глянь на них, - сказал он. - Идиоты проклятые.
- Кто?
- Да не знаю. Все!
- Если будете руку опускать, опять кровь пойдет, - сказала Джинни.
Он послушался, поставил левую ногу на широкий подоконник и положил порезанную руку на колено.
- Все тащатся на этот проклятый призывной пункт, - объявил он, продолжая глядеть вниз, на улицу. - В следующий раз будем воевать с эскимосами. Тебе это известно?
- С кем? - удивилась Джинни.
- С э с к и м о с а м и... Разуй уши, черт подери.
- Но почему с эскимосами?
- Да не знаю. Откуда, к чертям собачьим, мне знать? Теперь все старичье погонят. Ребят лет под шестьдесят. Кому нет шестидесяти, брать не будут. Дадут им укороченный рабочий день, и все дела. Сила!
Читать дальше