Я знал: застава здесь одна, а если имеется другая, то далеко внизу по течению или где-то дальше за первой. Появись у сбежавшей Марианны желание вернуться в страну башен, она пришла бы сюда, на противоположный берег течение выносит только с этого участка.
– Слабость у меня уже не очень сильная, – обратился я к уходившему капитану, – могу помочь, чем смогу.
С борта видно многое. Наперекор течению иначе как на ручной тяге горловину не пройти, никакие паруса и весла не помогут, только канаты. Что, если Любославу как-то выпроводить вместе с остальными на берег и, если начнутся разборки с местными или неместными, сигануть за борт?
Дурацкий план. Но хоть какой-то. И ничем не хуже прочих.
Как бы ни хотелось взглянуть на крепость, но нет, нельзя. Если ухаживавшую за мной Любославу вместе с другими девушками отправят работать бурлачкой, она потеряет ребенка.
– Впрочем…
– Вот именно, «впрочем», – отсек Урван. – Рабочей силы хватает, а твоя голова мне скоро понадобится, и она должна быть здоровой.
Он взбежал по вертикальной лесенке на палубу.
Со стороны крепости никто не пришел – ни за деньгами, ни для вопросов проезжающим, ни для помощи, на которой тоже можно было заработать. Для борьбы с мощным течением потребовались силы всей эскадры. Пленницам ради этого вернули лохмотья – пираты не желали показывать товар возможным конкурентам, которые могли оказаться выше порогов.
Челны перетаскивали по одному, навалившись всем скопом. Естественно, гигантский по местным меркам «Везучий» потребовал максимальной отдачи.
– Эй, ты! – позвала Любославу из люка чья-то бородатая морда. К тому времени все, включая детей, уже впряглись в буксировочные канаты. – Хорошо устроилась. Жратву и ножками отрабатывать надо, а не только между. Вылазь!
– Сидеть! – рявкнул я, когда Любослава, вздрогнув, беспомощно поднялась и собралась идти к лестнице.
– Чапа, много на себя берешь.
Говорившего я не знал, а теперь еще и ненавидел.
Другие ушкурники прислушивались, кто-то со смехом комментировал сценку, предлагая варианты того, что случится дальше. На меня не ставил никто, но беременную жалели. Это вызывало хоть какую-то симпатию помимо чувства желания в руки автомата Калашникова.
– Пусть потягает со всеми, развеется, свежим воздухом подышит, – продолжил бородатый. – Не все с тобой сюсюкаться да горшки выносить.
Любослава действительно ухаживала за мной как за маленьким. Я сопротивлялся, но логика подсказывала обоим: если выйду на палубу хотя бы для помочиться, меня перестанут считать тяжелобольным. Это сразу скажется на Любославе. Сейчас за нашу ширму из дырявой рогожки никто не совался, и мы негласно тянули время как могли.
– Забыл, – бросил я, – напомни, как тебя кличут?
Бородатый на миг застыл, и остальные на палубе, кто прислушивался, тоже притихли.
– Моржук. Зачем тебе?
– Чтоб больше не забыть.
Тишина установилась такая, что плеск мелких волн о борт превратился из фона в главную мелодию.
Моржук отпрянул. Как оказалось, уступил место подошедшему капитану.
– Чапа, ты не прав, – резко сказал Урван. – У нас каждый зависит от каждого, и если один перестанет доверять спину другому, заработок на этом кончится.
Заработок. Так они воспринимают грабеж, насилие, убийства и пленение для продажи в рабство. Я рад, если он кончится. Все для этого сделаю. Спасибо за идею.
– Моржук, ты тоже неправ, – продолжил Урван. – Если девчонка надорвется и окочурится, тот же горшок за больным кто носить будет? Ты?
– Найдется, кому, полные чердаки лишних ртов везем, – пробурчал Моржук, а я в очередной раз напомнил себе: чердаки, не трюмы. Не забывать.
– Сегодня – рты, а завтра – деньги, – возразили ему с разных сторон.
– И сегодня тоже не только рты, но и ноги. – Капитан махнул безухой головой в сторону берега.
– И ночью не только, – гоготнул кто-то.
– Объявите друг другу, что без претензий, и хватит об этом. – Урван сложил руки на груди, на лице застыло выжидающее выражение.
– Без претензий, – послушно буркнул Моржук.
Видимо, от меня ждут того же.
– Без претензий, – сообщил я со дна чердака.
«Со дна чердака». Фи.
– Отлично. – С чувством выполненного долга Урван удалился.
Он успел сделать пару шагов, когда от Моржука глухо прилетело:
– Тогда есть претензия к капитану.
Плеск воды снова начал солировать. Команда словно испарилась или обратилась в бесплотные образы, а дышала не через шумные носы, а напрямую кожей.
Читать дальше