Евгения Мелемина - Полёт попугайчика

Стефани, закрыв глаза и уши, пряталась между стеллажами, и Томми прошел мимо нее, волоча за собой свое оружие, мрачный и с жестокой улыбкой, не придавшей его глазам ни малейшего блеска.

Кит нашел Берта Морана, и теперь сидел напротив него. Кит никуда больше не торопился, потому что понимал — баки полны, ключ в зажигании, ремни пристегнуты, и скоро начнется неторопливое путешествие в Неваду, а когда готовность доведена до абсолюта, торопиться незачем

Берт Моран был найден в шкафу, где обрушил все полки, чтобы надежно прикрыть за собой дверцы, и этим себя и сдал — Кит обратил внимание на валяющиеся всюду куски фанеры и листки с распечатками тестов.

Моран не шелохнулся, стоя к Киту спиной, отвернувшись от своего кошмара так, как дети отворачиваются к стенке, спасаясь от пугающих образов, порожденных ночными тенями.

Кит взял стул, сел напротив. Он молчал, и Берт молчал. Между ними не было ничего, что можно было бы обсуждать, но Кит все же держал на уме одну мысль, которую все никак не мог высказать. Ему было тяжело сформулировать, Морану было тяжело дышать.

— Не следовало тебе плевать в его картошку, — произнес Кит наконец

Моран зашевелился.

— Я ничего тебе не сделал, — хрипло прогудел он в недра шкафа.

Он трясся, и шкаф ходил ходуном. Толстый живот выпрыгнул из-под ремня и позорно колыхался, и дрожала пропотевшая выпуклая спина.

— Мне — ничего, — согласился Кит, поднялся и плотно закрыл дверцы шкафа, прижал плечом и защелкнул замок.

Последние пять пуль он всадил в гулко вопящий шкаф почти в упор, и не стал открывать дверцы, чтобы посмотреть на то, что получилось.

— Вот и все, — сказал Томми, сидя под окном и пытаясь прикурить сигарету.

— Да, — согласился Кит, протягивая ему свою зажигалку. — Пожар все завершит. В библиотеке уйма бумаги, она горит быстро.

— Слышишь? Вертолет…

— Мой телефон звонил пятьдесят семь раз.

— Не смотри на список вызовов. Вдруг там родители.

— Наверняка. Все получилось отлично да, Томми?

— Да, Кит. Осталось только докурить, и отправляемся.

— Ага.

Кит закрыл глаза, прижался затылком к прохладной стене, и ощутил крупную, жестокую дрожь, бьющую все его тело.

— Не дрожи, Кит…

— Не люблю, когда рядом что-то горит. Всегда боялся огня, но не признавался в этом, иначе мой папаша принялся бы меня поджаривать.

Томми тихо рассмеялся.

— Мне когда-то сказали, что город с высоты птичьего полета выглядит совершенно иначе и что он даже красивый.

— И?

— Там наверху, наверное, сейчас кружит пропасть душ, и все они ждут своей очереди на отправку к господу богу. Души — как шарики, вырвавшиеся из рук ребенка на празднике. Они легкие. А моя сейчас — тяжелая… Мне чертовски тяжело, Кит, ведь я всегда был хорошим мальчиком, а теперь вот — курю прямо в школе… Никогда не думал, что такое сделаю.

Он затушил окурок о влажную подошву, отбросил его и поманил Кита за собой.

Повернулся в дверях: взъерошенный, окровавленный Попугайчик. Улыбка скривила губы. Зеленые глаза обведены копотью усталости. Он хотел сказать что-то еще, но во всю мощь взвыла старая пожарная сирена, обнаружившая наконец возгорание, и заглушившая напрочь любые звуки, и последние слова — тоже.

Седьмого сентября в двенадцать пятьдесят под рев сирен офицер Робинсон первой всадила пулю в Томми Митфорда, вышедшего из здания школы с пистолетом в руках, а командир окружного спецназа, лейтенант Гарри Джефферсон — в Кита Хогарта, уверенно державшего карабин.

Эти выстрелы были сигналом для остальных, поэтому в теле Томми Митфорда насчитали потом семь пулевых отверстий, а в теле Кита Хогарта — двенадцать.

Переполненные морги и больницы не сразу смогли дать ответ по количеству пострадавших и спрогнозировать количество смертельных исходов среди раненых, но к утру десятого сентября данные были абсолютно точными: бойня в школе «Хилл» унесла жизни двадцати трех человек, включая жизни самих нападавших. Тридцать шесть человек оставались в больницах с тяжелыми и легкими ранениями и ожогами, среди них — Алекс Митчелл, получивший пулю в плечо.

Алекс Митчелл получил пулю в плечо, и его белая повязка, поддерживающая правую руку, была сфотографирована несчетное количество раз, несмотря на то, что плохо выделялась на фоне белой рубашке. Алекс не надел траур, и в этом усмотрели нежелание походить на террористов, заявившихся в школу «Хилл» во всем черном.