Евгения Мелемина - Полёт попугайчика

За спиной Алекса красовался огромный экран, на котором попеременно показывались фото погибших с краткой подписью — именем и датой рождения.

Дату смерти не указали, и в этом тоже был заложен особый смысл: люди должны были понимать, что погибшие ученики останутся с ними навсегда и не будут преданы забвению.

Перед Алексом громоздился с десяток микрофонов, еще столько же тянулись к нему из толпы, беспрестанно щелкающей вспышками.

Где-то на заднем плане, по стенам большого зала были развешаны другие материалы — истории маленьких городов, вложенные в фотоматериалы, статьи, интервью и видеоролики, но рядом с этими стендами не было ни одного человека.

Все внимание выставки «Мой город» было приковано к Алексу Митчеллу, специально приглашенному организаторами для того, чтобы как можно подробнее рассказать о трагедии.

По этому поводу мнения разделились — кто-то считал Алекса смелым и стойким мальчиком, решившимся разбередить свежую рану, кто-то считал, что маленький стервятник решил нажиться на своем везении.

Представители обоих лагерей стояли перед сценой-возвышением почти неподвижно и слушали короткую речь Алекса Митчелла.

Алекс начал ее с минуты молчания, и незапланированной минуте пришлось подчиниться.

Выждав положенное время, он поднял голову и начал говорить. Он сказал о том, как хорошо и мирно жил его родной город. О том, как слаженно и дружески поддерживали друг друга ученики его школы, о веселых футбольных тренировках (фото Берта Морана в форме) и отличном спектакле, поставленном талантливой прекрасной девушкой (фото Минди с карандашом за ухом).

О том, какие планы строили его одноклассники, о том, какой широкий, безбрежный мир возможностей ждал их, о неиспытанной любви, о потерянной возможности поцеловать новорожденного ребенка, о родителях, оставшихся стонать от боли в своих опустевших домах.

О том, сколько голосов умолкло в один день, о том, сколько призраков поселилось в стенах школы, о воспитательном гении директора Деррика, прикрывшем собой учеников.

О тяжести, боли и страхе. Об аде, который неожиданно показался среди солнечного сентябрьского дня.

О вечной памяти тем, кто не смог пережить его явление, о молитвах и службах, многоголосом молитвенном хоре всего города.

О самом страшном, что только может случиться с людьми — о столкновении с бесчеловечной жестокостью, которой нет ни оправдания, ни пощады.

И на этой ноте он хотел бы сказать всем присутствующим здесь — он, увидев жуткий оскал смерти, пришел сюда не для того, чтобы получить долю внимания. Не из тщеславия, а из чувства вины и желания справедливости. И он сделает все, что может от него зависеть, для того, чтобы жертвы этой трагедии остались в памяти людей такими же веселыми, добрыми и живыми, какими пришли в школу в тот роковой день.

Он, Алекс Митчелл, напишет книгу в их честь, и призывает каждого, кто переживает и сочувствует погибшим, поставить эту книгу на полку и показывать ее своим детям, чтобы те знали, сколько зла может принести необдуманный поступок…

— Алекс, ты считаешь, что Митфорд и Хогарт совершили необдуманный поступок? Есть информация, что их налет был тщательно спланирован.

Спросила молодая девушка в синей рубашке, с десятком автоматических ручек в кармане. За ней топтался парень с камерой. Алекс повернулся к ним и замер. Вопрос был слишком сложен, чтобы ответить на него сразу.

— Я думаю, что убийство — всегда необдуманно… — сказал он в итоге и замялся, потому что ответ был глуп, очевидно глуп, и казалось — сейчас все махнут на него рукой и разбредутся по залу.

Никто не тронулся с места.

— Ты дружил с Томасом Митфордом? Каким он был?

— Неуравновешенным. У него были дурные склонности. Он постоянно рисовал свастики и, наверное, был настроен против общества.

— Говорят, что именно он был инициатором бойни. Это может быть правдой?

Этот вопрос прилетел от парня с рыжей клочковатой бородой и в очках, с дужки которых свисала тонкая серебряная цепочка.

— Я с ним об этом не разговаривал. Но я знаю, что он… умел увлекать людей.

(Это он придумал игру в индейцев, помнишь, Алекс? Вам надоели супергерои, гонять по раскаленным улицам на скейте было утомительно и совсем не весело, и Томми сказал, что раньше дети играли в индейцев, и что это здорово — можно строить шалаши, скрываться, сражаться между собой и…)

Беги, гурон! Беги!

Алексу пришлось отпить из стакана с минеральной водой. Зубы звякнули о стекло.