Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Это были раненые Жигмонта. Вначале он собирался закрепиться на берегу речки и подержать здесь Кейстута, За подкреплением было послано уже тогда, когда отвернули от Владимира и пошли на север: надо было срочно обезопасить тыл и оберечь Холм от возможного (да что там — возможного! обязательно ведь полезут!) удара Любарта. Теперь было уже не до защиты Холма, да о нем Жигмонт не особенно и сожалел, так как часть бывших там припасов захватил с собой, а большую часть отправил на запад. Теперь успеть бы сюда сколько-нибудь силенок подтянуть.

Однако когда посчитали потери, стало ясно, что речку завтра не удержать, и если он хочет сохранить остатки войска, чтобы продолжить войну, надо отступать, и как можно скорее.

Потери были куда страшнее, чем виделось вначале. Боеспособных пешцев осталось не больше восьми тысяч. Сильно пострадали хунгары. мужественно защищавшие и спасшие от полного разгрома правый фланг. Убитых у них, правда, было не очень много, зато раненых — почти две трети, много тяжелых. Польских конных осталось тысячи три, причем разрозненные сотни разных полков — не войско, а толпа вооруженных всадников, обозленных, измученных, почти деморализованных. И слишком уж много раненых. Безобразно много!

Что будет завтра, когда литвины попрут? Ну, у речки еще можно сколько-то их подержать. А когда с флангов объедут? А в тылу где-то еще Любарт висит! Хорошо, если он замешкается у Городла или Холма, а если нет? То есть раздумывать не приходилось, надо было ноги уносить. И отходить не к Холму, где можно было наскочить на Любарта, а на запад — от окружения уходить!

Чтобы оторваться от Кейстута, Жигмонт решил сняться тихо ночью, а в лагере, разведя побольше костров, оставить одну конницу, для демонстрации. Если это и ненадолго обманет литвин, все-таки он успеет уйти.

Жигмонт вызвал Леха и Хегедюша. Лех, в помятом и избитом доспехе, с перевязанной рукой, был зол и весел. Хегедюш, без доспеха, хоть и не раненный — смотрел уныло.

— Очень рад, что вы живы и, — Жигмонт взглянул на перевязанную руку Леха, — почти невредимы, паны воеводы.

— Слава Иисусу Христу! — отозвался Лех.

— Мы-то невредимы, а вот... — и Хедегюш прицокнул языком.

— Что ж, это война. Я благодарю тебя, пан Хегедюш, и в твоем лице всех хунгарских витязей, которые мужественно сражались сегодня и прикрыли своими мечами наш правый фланг...

Хегедюш поклонился.

— ...но завтра вам предстоит подвиг еще более славный. И трудный. Вам обоим.

— Нам не впервой, — зло усмехнулся Лех.

— Мы исполним свой долг, — спокойно проговорил Хегедюш.

— Сколько у вас человек в строю? — Жигмонт уже прекрасно это знал, но спрашивал.

— У меня три тысячи, — пожал плечами Лех, — но мешанина из разных полков.

— У меня чуть побольше двух тысяч, — ответил Хегедюш.

— Тогда старшим назначаю полковника Леха. Да не обидится наш храбрый союзник.

— Я понимаю, — спокойно отозвался Хегедюш.

— В твоем благоразумии я не сомневался. Так вот, потери велики, войско надо уводить. Но чтобы они не сели нам на хвост, их надо обмануть.

Как стемнеет, разведем побольше костров и начнем отход. Сначала обоз, раненые, потом пешцы. Пан Лех, наведи порядок в польской коннице. Остатки полков сохрани, как полки, где надо, назначь новых командиров, на чины не скупись. Каждому укажи участок обороны на берегу. То же и у хунгар, воевода Иштван, но у вас с организацией, думаю, трудностей меньше.

Ваша задача всю ночь и утро, а может, и завтра день, словом — как можно дольше — вводить литвин в заблуждение, что войско здесь осталось, готовится биться. Костров побольше жечь, двигаться, кордон вдоль берега, чтоб сунуться боялись. Наиболее боеспособные отряды киньте вдоль речки влево и вправо, отследить, когда и где они захотят переправляться. Ну, а уж когда ударят — отходите, желательно бы, конечно, с боем.

— Понимаю! — Лех вздохнул, — надо задержать...

— Да, дольше. Как только можно.

— Попробуем! А там уж как Бог даст.

Жигмонт крепко пожал им руки и отпустил, а сам вызвал командиров пешцев, обозников и стал распоряжаться.

Уже в лесу, пробираясь след в след за Алешкой, Станислав спохватился:

— Эх, черт! А как бы наших-то предупредить?!

— Кого? — не понял Алешка.

— Да Кейстута! А у нас уж и людей не осталось, только-только своих довести.

— Давай, я смотаюсь.

— Я те смотаюсь! Ты бы хоть чуть по-литовски вякать научился! А то свои же когда-нибудь и прихлопнут.