Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Что ты, Лугвений! Кто воротит?

— Да все вы! Что я, не вижу, что ли?

— Ты вот что, парень, не лайся! — веско говорит монах. — Если хочешь отмыться, приходит ко мне, я помогу. Но не бесплатно!

— Благодетель нашелся. Правда, что ль? Все молчат.

— Вы что, отмывать меня звали?

— Нет, — очень серьезно и спокойно говорит Любарт, — еще раз в дерьме искупаться.

Бобер, монах и сотники прыскают так, что Лугвений вскакивает и хватается за саблю.

— Тихо! Тихо! — Любарт берет его за руку. — Садись. А вы! Взрослые люди, а ржете, как жеребцы... Слушай, тут не до смеха. Дело для тебя, да и для всех нас важное. Важнейшее!

Лугвений садится, внимательно смотрит на князя, только на князя.

— Ты внутреннее расположение острога хорошо помнишь?

— Да... Помню.

— Оправляться там случалось? — вставляет Бобер.

— Да вы что, издеваетесь, мать вашу?.. — Лугвений опять вскакивает, но видит, что никто не смеется, и уже более спокойно, — чокнулись все на этом дерьме?

— Не на дерьме, а на нужнике, — спокойно продолжает Любарт. — Ты вспомни, где там нужник стоит? Как он расположен? Далеко ли от ворот?

До Лугвения начинает что-то доходить, он успокаивается, садится, морщит лоб, вспоминая:

— С воротами рядом совсем... У стены. С этой стороны, слева, если отсюда глядеть. Почти у стены, потому что там сзади яма еще выгребная...

— А у стены что?

— Ну что у стены за нужником может быть? Ничего... Привязь там для коней, кажись, вот и все...

— Вот и славно! — Любарт доволен.

— Что славно-то? Что с того? — опять начинает злиться Лугвений.

— А то, что ты сегодня мне крепость возьмешь!

— Я!!! Как?!

— А вот через этот нужник!

— Тьфу!

— Да не тьфу! Не хочешь, другого пошлю, ты что, один острог знаешь?

— Да ясно... Только больно уж неохота опять в дерьме купаться.

— Ничего. Ты вон к отцу Ипату обратись. У него такая травка есть — любую гадость начисто отмывает.

— Не бесплатно! — громко вставляет отец Ипат. Все смеются.

— Отмывает — не отмывает, что поделаешь? Все равно лезть!..

— Вот именно.

— Рассказывайте.

Отец Ипат рассказывает, а Лугвений задумывается.

— Ты о чем, воевода? — спрашивает Любарт, когда монах закончил, а Лугвений как будто и не собирался ни о чем спрашивать.

— Я думаю, сколько народу взять... Оно бы, конечно, чем больше, тем лучше, только время... Да и не укроешь целую сотню в яме...

— Какое — сотню! Хоть бы десятка полтора! Так что давай самых отчаянных. Надо в ручье плотиков навязать, чтобы тройками или парами заплывали незаметно. Сам первый пойдешь, оглядеться и распорядиться. Там по ходу дела решишь, может, всех и не дожидаться...

— Может, и не надо, это уж как ворота сторожить будут. Ну а открою я ворота, и что?

— Тогда Бобер ворвется.

— Как же он через ров?

— Это уж его забота.

— Ну что ж, его — так его...

— Может, мостик поправить придется, так ты уж пригляди. Ладно? — предупреждает Бобер.

— Ладно, — впервые сегодня улыбается Лугвений.

* * *

В эту ночь Жигмонт на Оленьем выгоне не велел жечь много костров, чтобы не спугнуть литвин.

В эту ночь Кейстут готовился разбить поляков.

В эту ночь Лугвений, навязав плотов, готовился с самыми ловкими своими бойцами искупаться в дерьме.

В эту ночь Бобер, подтащив почти к самому рву укрытый ветками длинный мост, ждал, когда откроются ворота острога.

В эту ночь князь Любарт готовился взять острожек и покончить с поляками в Городло.

В эту ночь князь Дмитрий Кориатович готовился к своему первому бою.

Когда стемнело, Любарт погнал два полка демонстрировать по реке, слева и справа от крепости. Прикрываясь от стрел большими (на троих-четверых), сплетенными из ивы и тальника щитами, воины переходили протоку и перебегали под защиту нижнего частокола. На стенах сильно занервничали, забегали, замелькали факелы, поляки кинулись стрелять, готовить кипяток и смолу.

В темноте воины Лугвения завели один за другим свои плотики в протоку и исчезли там под прошлогодним бурьяном, а «бобры» подтащили и положили против ворот сделанный днем в лесу мост. Был он узенький и длинный — десять сажен, наполовину длинней, чем требовалось, но ведь его надо было надвинуть, а это...

Справа и слева шум стоял большой. Дружинники Бобра замерли вокруг своего, замаскированного хвоей, чудо-моста. Ждали.

Митя стоял сзади, рядом с дедом и монахом, и сжимал зубы, чтобы они не стучали друг о друга, потому что каждая частица его тела мелко, противно дрожала.