Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Как будто все сладилось гладко, но наверняка знать, есть ли спасшиеся и сбежавшие, а стало быть, узнали поляки о засаде или нет — было невозможно. Поэтому монах, оставив сторожей на тропе, быстренько убрался назад в Бобровку.

Никто не мог угадать последствий отчаянной монаховой проделки, да о ней и не знал никто. Однако эта незначительная, по общим меркам, стычка вдруг приостановила весь ход войны.

Поляки, захватившие, практически, уже всю Волынь, но так до конца и не разбившие Любарта, ощущавшие постоянно сильное противодействие, получавшие иногда и чувствительные удары, растянувшие свои коммуникации сверх разумного, так что начали опасаться за тылы, были изрядно измотаны. Но и сделать оставалось немного. И вот в самый ответственный момент, перед последним усилием, когда оставалось лишь взять Луцк, последнюю опору Любарта, и тем заставить его поднять лапы, случилось невероятное. Отборный отряд, посланный в обход Луцка в Любартов тыл, чтобы оттуда внезапным ударом захватить город и решить исход кампании, вдруг исчез без следа. Ну то есть просто как черт слизнул!

Скверно было, что точного маршрута отряда не знал никто, даже главнокомандующий, воевода Жигмонт. Его и не обсуждали, и не обговаривали. Посчитали: чем больше тайны, тем надежней. Да и хватились поздно, лишь тогда, когда Любартовы войска, по расчетам, должны были броситься либо назад, либо вперед, либо вовсе врассыпную, а они стояли без признаков беспокойства и прикрывали все дороги на Луцк в ожидании польской атаки.

Кинулись искать по дорогам, забирались далеко, глубже в лес, даже натыкались на литовские заставы, но не нашли никого, ничего, хоть бы подковы обломок!

Произвели разведку боем в том направлении, куда ушел пропавший отряд. Но наткнулись (как уж не повезет, так кругом!) на Бобров полк, получили жестокую трепку, потеряли кучу народу и отошли на исходный рубеж.

И через два дня после этого боя в ставке Любарта появились польские послы с предложением перемирия. У бедного Любарта ум за разум заезжал от случившегося: на последнем рубеже, за шаг до победы — и остановиться! Что с ними?! Бог их ослепил или бес попутал?! Или подвох какой? Почему?!!

У него хватило присутствия духа или, если хотите, наглости потребовать, как условие для начала разговора, отвести войска на границу Луцкого княжества. И — новое чудо! — условие поляки приняли, отошли!

Только тут Любарт поверил в чудесное спасение, перевел дух и крепко поблагодарил и Христа, и Перкунаса на всякий случай, за избавление от страшной опасности и осторожно начал переговоры.

Причины такого поворота событий и все обстоятельства выяснились только осенью, когда, выговорив для себя крохи по порубежью с Польшей, а оно шло теперь по границам Луцкого княжества, заключили мир, возвратились домой и разобрались с потерями и приобретениями. Хотя какие уж тут приобретения! Но если бы не монах... Его подвиг оценили все. Бобер за спасенную Бобровку, Любарт за сохраненный Луцк и неожиданный результат уже полностью проигранной войны, Кориат за сбереженного и уже крещенного боем сына, — все готовы были на руках его носить.

Монах блаженствовал, но смущался.

— Полно, полно, братие! Каждый делал что мог — нам повезло больше. Что ж нас теперь — в ж... что ли целовать?

Однако эта неожиданная удача, улыбнувшаяся Любарту в конце летней кампании 1348 года, была ничем (да и не заметалась никем, кроме самих волынцев) по сравнению с общелитовскими бедами, сильно смахивавшими, если призадуматься, на катастрофу;

Подольские и галицкие земли отваливались под влияние хунгар. Волынь была практически вся потеряна. Кейстутовы владения разорены Орденом. Русское население роптало: мало того, что мучают и казнят христиан, русскими жизнями оплачивают собственные неудачи — ведь на Стреве полегли в основном русские.

А вокруг Литвы поднялась непробиваемая стена. Польша еще в 1345 году уговорилась с Орденом в Калише, уступив ему все Поморье (которое она все равно не могла бы держать) за Куявскую и Добжанскую земли. Католики сговорились, и вбить между ними клин вот уже три года не мог даже Кориат.

Но Казимир, трезво оценивая свои силы, понимал, что завоеванное одному не удержать. Поэтому вел активные переговоры с Луи Венгерским, требуя помощи против Литвы и обещая территориальные уступки. За счет завоеванных земель, разумеется. И здесь он встречал понимание и рассчитывал на поддержку.

Орда гневалась за дерзкий прошлогодний набег. Западные окраинные улусы Орды, Перекопский и Ямболукский, разбойничали в Подолии.